Роберт Уилсон - Спин

Мерцание стало его провозвестником даже для самых упрямых скептиков.

Первые сигналы от репликаторов поступили за полгода до появления мерцания. Я узнал о них от Джейсона дня за два до того, как данные открыли средствам массовой информации. Собственно, ничего сенсационного не произошло. Один из спутников наблюдения НАСА — «Перигелион» зарегистрировал слабый сигнал с одного из известных малых тел облака Оорта, вращающегося вокруг Солнца далеко за орбитой Плутона. Сигнал представлял собой повторяющийся некодированный всплеск колебаний, излучал его один из репликаторов растущей репликаторной колонии — можно сказать зрелой. Невзрачный сигнал на первый взгляд казался малозначащим, но по сути свидетельствовал о том, что новая биологическая форма, посланная на окраины нашей Солнечной системы, закрепилась на дальних рубежах, использовала скудный свет своей звезды, улавливала молекулы воды, углеродосодержащие частицы и развивалась, размножалась, используя местные материалы.

За многие годы колония выросла до размеров, может быть, горошины. Космонавт, знающий точно, где ее искать, обнаружил бы крохотный нарост на заурядном космическом обломке. Но колония объединяла возможности составляющих ее репликаторов, ускоряла рост, генерировала больше теплоты. Температура колонии отличалась от окружающей на незаметные для человека доли градуса, кроме моментов, когда репродуктивные вспышки вызывали резкий рост выделения энергии в окружающую среду, но процесс продолжался постоянно и неуклонно.

На их орбите проходили тысячелетия, равные земным месяцам. Подпрограммы генетической подложки репликаторов, стимулируемые локальными градиентами температуры, модифицировали процесс. Клетки специализировались. Подобно человеческому эмбриону, колония не просто производила больше клеток, но порождала клетки разного рода, как в человеческом зародыше образуются сердце и легкие, руки и ноги. Щупальца внедрялись в планетоиды, извлекая потребный для развития материал. На определенной стадии развития целенаправленные выбросы пара начали замедлять вращение планетоида-хозяина, продолжая процесс до тех пор, пока колония не стабилизировала свое положение, обратившись к Солнцу. Теперь дифференциация началась всерьез. Колония этаблировала связи между атомами углерода, между углеродом и кремнием, образовывались мономолекулярные цепочки, строились лесенки, завязывались узлы, рождались светочувствительные точки — аналоги глаз, конструировались источники радиочастотных шумов.

И вот, по прошествии еще многих веков, колония настолько развила свои способности, что смогла издать писк новорожденного воробья, обнаруженный спутником на околоземной орбите.

Медиа обсасывали тему меньше недели, обильно разбавляя ее материалом о Ван Нго Вене, о его гибели и похоронах, о марсианском терраформинге с демонстрацией запусков. Затем все забылось. В конце концов, репликаторы ничего героического пока что не совершили.

Бледная новость, не вдохновляющая. Если не задумываться о ней больше, чем полминуты.

Ведь это технология, живущая собственной жизнью — причем в буквальном смысле. Джинн, выпущенный из кувшина на авось.

А через несколько месяцев возникло мерцание.

Мерцание представляло собой первый признак изменений — если не нарушений — в Спин-оболочке. Если, конечно, не считать явления, последовавшего за обстрелом китайскими ракетами артефактов над полюсами в ранние годы «Спина». Оба явления наблюдались с любой точки планеты. Но этим сходство между ними и ограничивается.

После ракетной атаки барьерная оболочка вскоре восстановилась, продемонстрировав землянам стробированное изображение меняющегося неба, мультиплицированные луны и вращающиеся звезды.

Мерцание протекало иначе.

Я наблюдал его с балкона своей пригородной квартиры. Теплый сентябрьский вечер. Многие соседи уже вышли на улицу. После того как это началось, выскочили все. Мы торчали на своих балконах, как вороны на ветках, многие возбужденно переговаривались.

Небо сияло.

Небо сияло не россыпью звезд, а узюсенькими нитями золотого огня, неслышно потрескивающими, как холодные молнии, протянувшимися от горизонта к горизонту. Нити бессистемно двигались, мерцали, возникали и исчезали. Зрелище завораживало и пугало.

Явление глобального характера. На дневной стороне планеты нити едва наблюдались, засвечивались солнцем или закрывались облаками. В обеих Америках и в Западной Европе кое-где вспыхнула паника.

В конце концов, сколько можно ждать конца света? И вот, наконец, вроде бы первое его знамение.

Тот вечер только в городе, где я жил, отмечен сотнями успешных и неудавшихся самоубийств. Сколько же их насчитывалось по всей планете! Не так уж мало на свете оказалось людей, подобных Молли Сиграм, решивших с помощью нескольких таблеток избежать прогнозируемого закипания морей и прочих прелестей глобальной катастрофы. И прихватить друзей, членов семьи. Многие из людей этого сорта решили, что их час настал. Как выяснили пережившие — преждевременно решили.

Зрелище длилось восемь часов. Утром я направился в местную больницу в отделение травмы и скорой помощи. К полудню насчитал семь случаев отравления моноксидом углерода. Люди запирались в гаражах и включали двигатели своих автомобилей. Большинство их них умерли, хотя и выжившим пришлось ненамного лучше. Еще вчера здоровые люди, на которых я не обратил бы внимания на улице или в магазине, на всю оставшуюся жизнь оказались прикованными к инвалидным коляскам, обреченными тупо созерцать вращение лопастей вентиляторов. Результат неудачно выбранной стратегии выхода. Но огнестрельные раны головы выглядели хуже. Обрабатывая их, я не мог не вспоминать о Ван Нго Вене, лежащем на асфальте флоридского шоссе с развороченным пулями черепом.

Восемь часов. Небо снова очистилось, солнце светит, как будто смеясь дурацкой шутке.

Через полтора года явление повторилось.

— Ты выглядишь, как будто веру потерял, — сказал мне однажды Хаким.

— А может, у меня ее и не было.

— Я не про Бога. Бога ты вообще никакого никогда не ведал. Я имею в виду веру во что-то другое, не знаю даже, во что.

Весьма туманно. Но при следующем разговоре с Джейсоном я, кажется, частично проник в смысл сказанного Хакимом.

Джейсон позвонил, когда я был дома. На мой основной телефон, не на тот, который я таскал с собой талисманом. «Привет!» — «Привет!» — И он мне настоятельно рекомендует включить ящик для идиотов.

— Зачем?

— Включи новости. Ты один?