Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет

Колотил, колотил, но без толку. Пришлось назад шлепать, пройти через дом, через наши туннели под овощами и подняться к нашему частному выходу наверх к солнечным батареям.

Приложился к глазку осторожно, чтобы солнечным светом не жигануло, а там тень. Гляжу – десантный борт с Эрзли ухнул, гад, как раз на наш участок. Сошники его треногой надо мной, я ему тик-в-тик в сопла зырю.

Сдал назад в темпе и рванул оттуда, заблокировал оба захвата и потом все люки на обратном пути намертво позапирал. Маме сказал и велел послать одного из пацанов на черный ход с лазерным ружьем, вот, мол, бери это.

Ни парней, ни мужиков, ни женщин посильней в доме. Одна Мама, Дед и малышня, больше никого не осталось. Все в город ринулись по тревоге. Мими от лазерного ружья отказалась. Мол, не знаю, как им пользоваться, Мануэль, а учиться поздно. Мол, оставь себе. А в туннели Дэвисов им, мол, хода не будет. Мол, она кое-что знает, о чем я слыхом не слыхал.

Я не стал спорить. С Мамой спорить – только время зря тратить. И она в натуре могла знать кое-что, насчет чего я не в курсе. Столько лет на Луне, а жива осталась, причем бывала в переделках, какие мне не снились.

На этот раз у тринадцатого шлюза оказался пост.

Двое пацанов на дежурстве. Пропустили меня. Я спросил, что нового.

– С давлением в норме, – ответил старший. – По крайней мере, на этом уровне. Дерутся ниже, в стороне Пересечки. Генерал Дэвис, можно мне с вами? Один боец при этом шлюзе – за глаза и за уши.

– Нихьт.

– Хочу своего эрзлика прихватить.

– Пост за тобой, вот и стой на нем. Ежели эрзлик сюда сунется, он твой. И смотри, чтоб он был твой, а не ты – его.

Вот так из-за собственной халатности насчет гермоскафа я застал только самый конец Битвы в коридорах. Министр обороны хренов!

Рванул северной стороной Кольца, откинувши шлем. Добрался до переходного шлюза на пандус к Пересечке. Шлюз открыт оказался. Матюкнулся, проскочил, запер за собой, гляжу – а шлюз-то открыт неспроста: парнишка, что его стерег, убитый лежит. Так что со всей предосторожностью проскочил пандус почти до самой Пересечки.

Верхний конец пандуса пустой был, а в нижнем кто-то мелькал, оттуда пальба неслась, крик, шум. Гляжу – двое в гермоскафах с самопалами в мою сторону бегут. Я их обоих жиг! Жиг! Насмерть.

Мужики в гермоскафах да с ружьями все друг на друга похожи. По-моему, они приняли меня за своего флангового. Да и я с этого расстояния не отличил бы их от людей Финна, но мне эта мысль даже в голову не пришла. Новички иначе ходят, чем кореша. Ноги высоко задирают и всю дорогу подскакивают на ходу. Мне даже соображать не пришлось насчет этого, я просто распознал чужаков. И жикнул. А они на полу распластались, даже не успели допетрить, что я делаю.

Приостановился, хотел у них самопалы прихватить. А самопалы у них оказались на цепочках пристегнуты, а как их отстегнуть, я ни бум-бум. Ключ, наверное, нужен. И кроме того они были не лазерные, хотя я таких прежде не видал. На вид, как ружья. Уже потом узнал, что они шмаляли разрывными ракетными пулями. А в тот момент в упор не сек, как ими пользоваться. И ножи с острым концом насажены, «багинеты» называются, из-за этих ножей-то я на те самопалы и нацелился. Мое-то ружьецо могло жикнуть на полную мощь всего десять раз, а резервного источника питания не было. Вот эти острые багинеты, я подумал, мне и сгодятся. На одном кровь была. Думаю, кровь лунтика.

Секунды две подергал, плюнул, выхватил нож, у меня нож был на поясе, сунул тому и другому, чтоб уж точно подохли, и кинулся дальше со своей жикалкой наизготовку.

Не битва это была, а свалка. Хотя, может, битвы всю дорогу на свалку похожи: шум, никто ничего не соображает и не видит, что по сторонам. В самой широкой части Пересечки, против «Bon Marche», где Большой пандус вливается с третьего уровня по северной стороне, было несколько сотен лунтиков: мужиков, женщин и детворы, которой надо бы дома сидеть. Меньше половины в гермоскафах, а оружие, похоже, только у нескольких человек. А вниз по пандусу солдаты валят, все при оружии.

Главное, что помню, был шум, гвалт, весь шлем откинутый был полон гвалта, аж по ушам било. Жуткий рев. Не знаю даже, как назвать. Все в нем было, что только можно от злости выорать. От визга малышни до рыка взрослого мужика. Будто собачий бой, только, без балды, за всю историю такого еще не было. И вдруг я дорубил, что и сам ору, не то матерюсь, не то визжу, не понять что.

Девчушка не старше Хэзел вспрыгнула на перила пандуса и пошла, как заплясала, в нескольких сэмэ от солдатских плеч. Что-то у нее в руках было, по виду – кухонный секач мясо рубить. Видно было, как она им замахнулась и рубанула. Сильно поранить не могла, гермоскаф не так просто разрубить, но мужика с ног сбила, он покатился и еще несколько через него попадали. А потом один солдат поднял багинет, ткнул ее в бедро, она запрокинулась и упала, а куда – не видно.

Ни тогда я толком не видел, что происходит, ни потом припомнить не мог. Как вспышки. Вроде как насчет той девчушки, как она падает. Не знаю, кто она была, не знаю, жива ли осталась. Оттуда, где оказался, целиться не мог, чьи-то головы мешали. Но слева, там игрушечный магазин знаете? Вот перед ним стол стоял, ну, открытый прилавок. Я вскочил на него. Оказался на метр выше мостовой, и стало видно, как эрзлики по пандусу валят. Спиной к стенке привалился, целился – старался, метил в левую сторону груди. Сколько времени прошло, не считал, но вдруг усек, что мой лазер перестал работать – моща кончилась. Думаю, душ восьми по моей милости дома не дождались, но так-то я не считал, а время будто до без конца растянулось. Хотя все метались, как бешеные, мне помнится всё замедленное, как учебное кино.

И только это я дорубил, что моща кончилась, какой-то эрзлик меня засек, да как шмальнет! У меня над самой головой как рвануло, как даст осколками от стены по шлему! По-моему, не один раз, а два.

Кончилась моща – я прыг с прилавка, хвать лазер за ствол, как дубину, и ринулся в рукопашную, что у подножья пандуса ходуном ходила. И всё это длиннющее время (так-то, наверное, минут пять) эрзлики в толпу шмаляли. Слышно было «шпок!», «шпок!», когда эти ракетульки в мясе взрывались. И «банг», когда ударяли в стенку или во что-то твердое. И я всё еще ломился сквозь кучу малу к подножию пандуса, как вдруг до меня дошло: больше не стреляют. Все, кто шел в атаку вниз по пандусу, все полегли.

А сверху – больше никого.

24

И по всей Луне они полегли. Где раньше, где чуть позже. Свыше двух тысяч солдат, примерно в три раза больше, чем погибло лунтиков, и, наверное, еще столько же лунтиков было ранено, но сколько точно ранено, никто так и не посчитал. В поселениях никого не увели в плен, а мы взяли в плен дюжину офицеров и солдат с разных кораблей, когда потом прочесали районы высадки.