Оксана Панкеева - Пересекая границы (Судьба короля - 1)

Саэта в растерянности смотрела, как он трясется, то беспомощно бегая глазами по комнате, то устремляя на него умоляющий отчаянный взгляд. Какая же Сила должна быть у этой проклятой ведьмы, чтобы за несколько секунд превратить сильного, отважного мужчину в дрожащую развалину, на которую смотреть противно?

- Ну, разве что, вот это, - сказала она и, приблизившись, с размаху ударила его по лицу с такой силой, что чуть сама себе запястье не вывихнула. И тут же еще раз, по другой щеке. Он встряхнулся, закрыл глаза и сказал:

- Еще.

Саэта обрадовано отвесила ему еще несколько увесистых затрещин от всей души, и продолжала старательно лупить его по щекам, пока он не сказал "хватит".

- Ну как? - спросила она, заглядывая ему в глаза. - Лучше?

- Ох, Саэта... - мотнул головой Кантор. - Спасибо. То, что надо. Давай выйдем на улицу на пару минут.

- Зачем? - подозрительно спросила Саэта. Не хватало только, чтобы он сейчас взял и сбежал, как часто делали не до конца заколдованные жертвы, на поиски этой сволочной ведьмы!

- Там холодно, - пояснил Кантор, поднимаясь. - Хочу постоять на морозе, подышать воздухом, в снегу поваляться... Чтобы прийти в себя. Только обязательно сходи вместе со мной. Я... - он замялся и растеряно посмотрел на нее. - Я боюсь оставаться один. Дай мне руку.

- Пойдем, горе ты мое... - вздохнула Саэта и взяла его за руку. Оденься хоть.

- Не надо, - возразил Кантор. - Так лучше. Чем холоднее, тем лучше.

Они спустились по деревянной лестнице на первый этаж и вышли на высокое крыльцо. Саэта немедленно окоченела - на улице действительно был мороз, и воздух был сухой и колючий, им даже трудно было дышать. Кантор этого даже не заметил. Он закрыл глаза и несколько раз вдохнул полной грудью этот воздух, зачерпнул пригоршню снега и погрузил в него лицо.

- Хорошо! - блаженно зажмурился он и стал расстегивать камзол.

- Ты что делаешь? - спохватилась Саэта. - Простудиться хочешь?

- Лучше уж простудиться, чем сойти с ума, - резонно заметил Кантор, сбросил камзол и, легко перепрыгнув через перила крыльца, нырнул в сугроб. Саэта подумала, что тут, пожалуй, налицо и то, и другое. Только простудится он завтра, а с ума уже сошел. Этот поморский снег в руках невозможно держать, пальцы отмерзают, а он в него весь окунулся... Это в своем уме надо быть, чтобы такие вещи делать? Она перегнулась через перила и крикнула:

- Вылезай! Сейчас же вылезай! Подхватишь лихорадку, сляжешь, как ты работать будешь? А пока будешь болеть, она опять убежит, и будем за ней гоняться, пока не состаримся.

Кантор выбрался из сугроба и поднялся на крыльцо, на ходу обтирая лицо снегом.

- Не бойся, - сказал он. - Не простужусь. Я даже в проруби купался когда-то, и ничего.

- Что такое прорубь? - вздохнула Саэта. - Какая-то местная речка?

Кантор улыбнулся и объяснил:

- Здесь зимой водоемы замерзают. Чтобы добраться до воды, во льду прорубают дырку. Это и есть прорубь. Ты что, даже не читала о таком никогда?

- Не попадалось, - пожала плечами Саэта. - А что, там действительно можно купаться? Холодно же.

- Можно, - кивнул Кантор. - Ладно, пойдем назад. Я уже в порядке. Еще водки выпью, и все будет прекрасно.

- Да нет же водки, - напомнила Саэта.

- А мы заглянем в трактир, тут на первом этаже есть трактир, и купим.

- В таком виде?

- Подумаешь, в снегу! Не в дерьме же. Он сейчас растает.

Купив все-таки водки и сменив мокрую от снега одежду, Кантор первым делом выпил, затем, как обычно, улегся на живот поперек кровати, поставил перед собой на стул бутылку и стакан и закурил. Он почти полностью пришел в себя, и только по тому, как он часто и нервно затягивается, можно было догадаться об этом "почти".

- Ну, рассказывай, - сказала Саэта, налила себе тоже и присела к столу. - Что случилось? И как это случилось?

- Я понял, как она это делает, - сказал Кантор. - Я даже видел эту золотую паутину, чтоб она провалилась. Она просто смотрит. Так действует ее взгляд. К ней надо подходить сзади и... не знаю... глаза завязывать, что ли... Чтобы не смотрела. И руки связывать обязательно, мало ли как она еще колдовать умеет. Ну, и само собой, ошейник.

- А как ты увидел паутину? Ты умеешь видеть?

- Иногда, - уклончиво ответил он. - Сегодня я ее видел очень четко. Как она возникает и летит.

- Если ты ее видел, как же ты в нее влез? Чего тебе на месте не стоялось? Она бы пролетела мимо.

- И накрыла бы Симеона.

- И что? Тебе так необходимо было его общество, что ты закрыл его собой? Как ты додумался? Ты же мог загубить всю операцию, о чем ты думал, когда это сотворил? Ты же профессионал!

- Может быть. - Кантор тяжело вздохнул и опустил глаза. - Но еще я человек. Ни о чем я не думал. Не было времени у меня, чтобы думать. Может, я хреновый профессионал, может, я нарушил какие-нибудь траханые инструкции, но не мог я стоять, когда у меня на глазах убивают моего друга, пусть даже я его не видел шесть лет.

- Так это... - догадалась Саэта. - Это о тебе он все время говорил? Это тебя он так старательно ищет? И он тебя не узнал? Ты что, так изменился?

- Я так изменился, что меня родная мать не узнала бы, если бы увидела. А он тем более. Ты ведь тоже не узнала, хотя видела не раз. А я его сразу узнал. Мы были очень близкими друзьями. Я обязан ему жизнью. Мы клялись в вечной дружбе и смешивали свою кровь по местному обычаю. Не мог я стоять и смотреть, как его убивают, пусть даже десять операций из-за этого провалится. Можешь доложить полковнику, если вернемся, пусть пожалуется Амарго, пусть меня отстранят от работы и переведут в полевой отряд, это не столь важно.

- Очень мне надо кому-то что-то докладывать! - проворчала Саэта. - Это твои личные проблемы, сам и докладывай, если считаешь нужным. Все равно Амарго тебя в полевой отряд не отправит, разве что сам попросишься. В охрану переведет или еще куда, но не в полевой отряд. Ты же у него любимчик.

- Как и ты у Гаэтано, - не остался в долгу Кантор.

- Гаэтано меня так оберегает из-за того, что я ему вроде как вместо той дочери, что погибла на вилле Сальваторе. Из-за этого он так меня любит. Я его могу понять. Ты, наверное, тоже.

- Могу, - согласился Кантор. - Хотя у меня никогда не было детей, теоретически могу. Но и Амарго тоже можно понять.

- У него тоже есть причина?

- Есть. В той группе, с которой я должен был уйти, была его семья. Это я узнал уже потом, совсем из других источников. Если бы я раскололся, их бы схватили. А я не сказал ничего, и все смогли уйти и благополучно переправиться через границу. Амарго чувствует себя в долгу, потому он и носится со мной, как квочка с яйцом. Он вытащил меня из застенков, он сам таскал меня по врачам и прочим целителям, очень не хотел брать в боевики, но когда я настоял, он сам меня учил. И если я с этой операции не вернусь, он точно Тортилье что-нибудь сделает.