Карл Шрёдер - Вентус

Вначале я проделывала все это сознательно, чтобы Ветры не догадались, кто я такая. Фигурально выражаясь, я влезала в шкуру Каландрии, а затем, продемонстрировав какую-то модель поведения, сбрасывала ее с себя. Но через несколько дней оказалось, что результат получается дискретный: я начинала испытывать эмоции, когда становилась моделью Каландрии, а потом, отключаясь, теряла это состояние напрочь. Естественность поведения была нарушена. Иначе говоря, я вела себя как ненормальная - то смеялась, то тут же начинала рыдать, поскольку эмоциональная динамика обрывалась на полпути.

В конце концов я решила не отключать модель вовсе. Однако когда я легла «спать», то обнаружила, что продолжаю испытывать эмоции в ответ на свои мысли, без каких-либо внешних раздражителей. Поэтому на время «сна» я начала отключать мысли.

Я прекрасно знала возможности Каландрии и не позволяла себе пораниться или заболеть. Я держалась. И естественно, пыталась придумать, как сбежать с Диадемы. Постепенно до меня дошло, что, возможно, я никогда не выберусь оттуда.

Теперь вы понимаете, в каком положении я оказалась. Будучи кораблем, я разумна, когда необходимо быть разумной, а в остальное время я просто физическое тело; я размышляю, когда нужно, не более того. Но на Диадеме все было не так просто. Я не могла ходить по отсекам луны бездумно. И в то же самое время не могла свернуться клубочком и уснуть, поскольку Ветры разгадали бы мой обман, если бы я спала дольше, чем одну ночь. Сделать вид, что я умерла, тоже было невозможно - они попытались бы переработать мои останки. А кроме того, я не имела права умереть, поскольку без моего свидетельства хозяйка вряд ли получила бы страховку.

Поэтому я должна была ходить и думать, причем без остановки, пока не придумаю, как сбежать. Я привыкла отдавать себе команды, однако не понимала, к чему это может привести. Возможно, вы догадываетесь.

Однажды, не выдержав, я упала на колени и стала умолять, чтобы Ветры убили меня. Я готова была открыть им свою истинную сущность, но из последних сил приказала себе не делать этого, а затем аннулировала в себе способность не подчиниться этому приказу. Я была заперта в тюрьме, возможно, навечно, наедине с собственными мыслями. Как же хотелось перестать думать! Но во мне продолжали возникать эмоции, и они приказывали мне: живи! Не сдавайся! И думай!

Я унаследовала эмоции от Каландрии Мэй; теперь я понимаю, что в каждом человеке есть одна главная страсть, служащая как бы основанием фонтана, из которого бьют все остальные эмоции: счастье, грусть, злость и радость. В этом смысле я прекрасно понимаю тебя, Аксель. Я думала о тебе дни и ночи, можешь

мне поверить! Я жалела, что не могла смоделировать себя по твоему подобию, потому что тобой движет ярость, коренящаяся в радости жизни, которая не находит выхода. Но Каландрия… Она словно волна горя, медленно и неуклонно поднимающаяся по земле, по которой она ступает. Вся она - сплошь одно страдание, и я унаследовала его. Поэтому я ходила и рыдала.

Как-то раз, погруженная в отчаяние, я забрела в безвоздушное пространство, даже не заметив этого. И вдруг обнаружила, что несколько минут не дышу. Я очутилась в гигантской пещере, откуда вел выход на поверхность Диадемы. Как выяснилось, я прошла через цилиндрический шлюз; воздух оттуда выкачали, а я и внимания не обратила. И вот я, якобы человек, стою себе спокойно без скафандра в полном вакууме на поверхности, температура которой, как сообщили мне ступни, несколько сотен градусов ниже нуля.

«Ух ты!» - пробормотала я, но было уже поздно. Моя маскировка полетела ко всем чертям. Поняв это, я ощутила огромный прилив облегчения; я никогда бы сознательно не раскрыла свою сущность Ветрам, случай сделал это за меня. Быть может, теперь они даруют мне быструю кончину?

Но не тут-то было! На стенах пещеры не существовало сенсоров. Вернее, они когда-то были, но их содрали, оставив только следы. Рядом со мной, закрывая добрую половину входа в пещеру, стоял гигантский куб со стороной метров в пятьдесят, не меньше, и маслянистой поверхностью. Там что-то шевелилось. По кубу ползали десятки металлических многоножек, раздирая его в клочья. На полу пещеры валялись ошметки.

Возможно, я сумела бы незаметно добежать до шлюза, но я отогнала от себя эту мысль. Хоть на мгновение я была свободна от собственноручно созданного инстинкта сохранения жизни. Я решила насладиться свободой и пошла вперед.

Подойдя к кубу поближе, я поняла: это - фрактальная лаборатория. Судя по вашим взглядам, я вижу, что вам это ничего не говорит. На самом деле все очень просто. Куб представлял собой восемь кубов, составленных вместе по четыре штуки. На каждой грани большого куба были открыты грани двух меньших - как комнаты без дверей. Эти кубы, в свою очередь, тоже были разделены на четыре части двумя диагональными плоскостями, образующими еще меньшие комнатки. А те снова разделялись, и так далее, все уменьшаясь в масштабах. Поверхности закрытых стен были увешаны инструментами: механическими руками, сенсорами, герметичными камерами - всем, что только может понадобиться для исследований. Инструменты были самых разных размеров - от механических рук пятнадцати метров длиной до микроскопических щипчиков. В такую фрактальную лабораторию можно поместить что угодно и разобрать по молекулам, узнав все секреты.

Для чего бы ни служила Ветрам лаборатория, они ее забросили. Многоножки раздирали ее на части. Зачем?

Я проскользнула между поглощенными своим делом пауками и посмотрела на серый неровный пол лаборатории. Там я увидела себя.

Это было ужасно. В двадцати метрах от меня находилась идеальная копия «Гласа пустыни». За ней я заметила еще одну, а за ними - еще штук десять или больше. Та, что была ближе всех, находилась в стадии постройки. Пауки деловито пристраивали ей левое крыло из разобранной на части лаборатории.

Когда Лебеди демонтировали мою корабельную форму, они не уничтожили ее. Они запомнили конструкцию - переварили ее, если можно так выразиться, - и теперь строили целый флот дубликатов. С таким флотом они могли оторваться от орбиты Вентуса, к которой сейчас привязаны, и улететь… куда угодно. На Архипелаг. На Землю. Или даже за пределы Галактики, чтобы посеять свои споры в отдаленных уголках Вселенной.

Когда до меня дошло, что я вижу, я впервые по-настоящему испугалась. Вентус пробуждался от спячки. Он намеревался ликвидировать все заразные, с его точки зрения, чужие корабли в своей Солнечной системе. А что потом? Я не знала. И не знаю до сих пор.

Что-то сбило меня с ног. Меня схватили металлические руки. Я сбросила их - и обнаружила, что окружена пауками. Я вскочила и склонилась над недостроенной копией.

Наша технология далеко превосходит технологию Ветров, поэтому они просто скопировали мое тело. Когда я нагнула шею гигантской птицы и просунула руку сквозь ее серебристую шкуру, у меня было такое чувство, что я дотронулась до внутренностей собственного тела - моего прежнего тела, воскресшего вновь.

Прикосновение пронзило меня острой… болью, так бы вы, наверное, сказали. Я ощущала нервную систему копии и мгновенно определила те места, где Ветры начинили ее собственными механскими мозгами. Они выглядели как неумелые заплаты на моем теле, оскорблявшие его. Больше того - птичья форма казалась мне теперь чуждой. Я привыкла к этому маленькому телу с четырьмя конечностями, и, похоже, привыкла необратимо. Поверьте, эта мысль повергла меня в такой шок, какого я в жизни не испытывала.

Серебряное тело внизу внезапно ожило. Я увидела, как оно расправило крыло и половину второго крыла, наполнило энергией бока и взлетело. Остальные птицы тоже насторожились, подняли головы, нацелили на меня оружие.

Я побежала к выходу из пещеры. Они полетели за мной.

Остальное вы знаете. Мы обменялись выстрелами у входа, и я обрушила на них потолок. Один из термоядерных выстрелов пробил мой торс; я почувствовала, как энергия вытекает из меня, и по спирали взлетела от пещеры. Мне удалось удалиться на пару километров, когда серебряное тело взорвалось, отбросив меня огненной волной в черное небо.

Использовав остатки своей энергии, я изменила траекторию полета, пытаясь улететь от Диадемы как можно дальше. А потом приказала себе заснуть, поскольку голова у меня шла кругом от того, что я только что увидела и сотворила.

Когда я проснулась, то оказалась здесь.

И теперь я спрашиваю вас: что со мной будет? Я выполнила задачу, но я не способна сама прекратить свое существование. Я унаследовала страдания Каландрии Мэй и чувствую себя потерянной, поскольку лишилась прежней цели. Я никогда больше не смогу быть кораблем. Пожалуйста, умоляю вас: выключите меня!

Я никогда не хотела иметь душу.

- Миром правит Талиенс, но Талиенс безумен.

Джордан поведал свою историю. Все слушали его внимательно, за исключением королевы, которая казалась рассеянной и безучастной. Джордан хорошо изучил и Армигера, и Меган, и Галу; он понимал выражения их лиц, язык тела, знал, что их интересует. Он знал, что они хотели услышать, и репетировал свой рассказ неделями - всё, кроме кульминации, которую сам узнал только что. Ничего удивительного, что они слушали его не отрываясь.