Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Пусть творит. Убеленный сединами старец опаснее юнца.

Замолчи, старуха! Эсториан с удивлением и все возрастающим любопытством наблюдал за их перепалкой. Сидани, казалось, просто получала удовольствие от нее. Она подбоченилась, сидя на своем плоскоголовом кастрате, и расхохоталась.

Грубость? Она никогда не служила признаком мудрости. Взгляни на него, жрец. Разве он не прекрасен? Ясный ум, сильная сущность, длинные ноги, живая улыбка. Он великолепно знает, как заставить людей полюбить себя. И делает это без всякой магии. А знаешь, почему? Потому что он уверен, что ее у него нет. Что скажешь, светлый маг Айбуран, верховный жрец Эндроса? Ответь, почему принц магии отрицает эту часть себя? Веселость Эсториана как ветром сдуло. Сидани замечательная попутчица и настоящий друг, которому можно доверить многое, но сейчас она зарывается. Что она может смыслить в магии и вообще в делах Солнцерожденных? Ее забота рассказывать байки возле костра и беречь свои старые кости от холода.

Перестань, заносчиво процедил он сквозь зубы, знай свое место, Сидани. Не лезь в дела, которые тебя не касаются, мы позже обсудим их с тобой, если хочешь. Скиталица даже не посмотрела в его сторону. Она просто щелкнула пальцами, и он с испугом отметил, что язык отказывается повиноваться ему. Айбуран заговорил. Медленно, тщательно подбирая слова.

Он вернул свою силу. Но не полностью. Нельзя полностью восстановить то, что разрушено.

Вот как? прищурилась Сидани. А что, если это не вся правда? Что, если ты не дал ему всего, что мог бы дать?

Мы учили его всему, что знали сами. Голос Айбурана прозвучал как раскат грома. Кто ты, старая женщина, осмелившаяся упрекать меня в недобросовестности?

Я никто, ответила безмятежно Сидани. И я вовсе не упрекаю тебя. Я просто пытаюсь тебе втолковать, что твой подопечный не совсем обычный магорожденный ребенок. И ты должен был относиться к нему с большим вниманием.

Как же я должен был к нему относиться?

Как отец к сыну.

Видит Небо, сказал Айбуран, я честно исполнял свой долг.

Ты водил его в Замок Эндроса? Айбуран задохнулся от гнева.

В этот Замок не может войти никто!

Солнцерожденные могут.

Я не Солнцерожденный.

Правильно. Сидани вздохнула. Но ты должен был ему об этом сказать. О том, что есть нечто, чего ты не можешь. Если бы Ганиман был жив, он бы сумел открыть своему сыну кое-какие секреты. Эсториан вновь обрел дар речи.

Но... как ты-то можешь об этом знать? изумленно спросил он. Она рассмеялась.

Милое дитятко, я уже говорила тебе, что я очень стара. Я помню, как родился твой дед. И знаю все, что теперь знают только мертвые.

Сумасшедшая, пробормотал Айбуран. Эсториан был настроен совсем по-другому.

Нет, она вовсе не сумасшедшая, жрец. Просто она хранит в памяти много разных преданий. И возможно, знает что-то, могущее оказаться важным для нас.

Замок стоит на границе миров, продолжала меж тем Сидани, и в этом-то вся загвоздка. Ты лишь наполовину Солнечный лорд, и эту половину тебе придется оставить здесь, когда ты войдешь в дверь.

Там нет никаких дверей, рявкнул Айбуран, но Сидани и ухом не повела.

И что же я получу, спросил Эсториан, когда проникну туда?

Может быть, ничего, сказала Скиталица. А может быть, всю Вселенную. Эсториан насмешливо улыбнулся.

Не уверен, нужна ли она мне.

Тогда ты законченный идиот. Сидани ударила сенеля по крупу и поскакала вперед. Эсториан какое-то время наблюдал за ней. Она вполне самостоятельна, рассеянно думал он, и в случае надобности сумеет постоять за себя. Но такой надобности не предвидится. Там, далеко впереди, скачут разведчики, а дорога ровна и безлюдна.

Порой, сказал Айбуран, я удивляюсь...

Чему? Голос Эсториана прозвучал резко. Никто и ничто на свете ни Айбуран, ни камни Черного Замка, ни сам Солнцерожденный, если бы он пробудился от своего бесконечного сна, не могут вернуть ему того, что он утратил навсегда, когда уничтожил убийцу своего отца. Магия не восстанавливается. Это дар, и он либо есть, либо его нет.

Я удивляюсь твоему терпению. Странное заявление. Но Эсториан уже выбросил из головы и Айбурана, и Сидани, и Замок, в котором лежит пращур. Все это не относилось к делу. Все это были обломки Керувариона. А здесь простирался Асаниан. Снежный покров искрился в лучах солнца. Даль ослепляла. Эсториан прищурил глаза. Многие воины опускали лица, доверяя выбор пути сенелям, некоторые обматывали головы полупрозрачным шелком. Движения их были скованны от мороза. Эсториан усмехнулся. Он совсем не ощутил холода. Если он, как утверждает Сидани, всего лишь полукровка, то каким же должен быть настоящий Солнечный лорд? Пылающей головней, обогревающей заснеженные пространства?

Шевелитесь, бездельники! закричал он. Скоро вам станет жарко.

Может быть, даже слишком жарко, пробормотал Айбуран. Эсториан рассмеялся. Айбуран усмехнулся в ответ. На какой-то миг им обоим стало легко, будто стена, разделяющая их, исчезла. Но она оставалась. То, что они с матерью утаили свою связь от него, было предательством, более гнусным, чем сама связь.

Если бы ты сам рассказал мне обо всем, я мог бы простить вас.

Простить нас?

Все вы, заговорил Эсториан с неожиданной горячностью, жрецы и жрицы, лорды и королевы, относитесь ко мне, как к большому ребенку. Ответь, когда это положение изменится? Когда борода моя поседеет? Или когда я умру?

Когда ты научится понимать и прощать, сказал Айбуран.

Такое под силу только святым и детям.

Даже святые заблуждаются. Я тоже не святой, но все, что я делаю, продиктовано моей любовью к тебе.

Нет, жрец, сказал Эсториан. Любовью да, но не ко мне. Вовсе не ко мне, а к моей матери.

И это тоже, охотно подтвердил Айбуран, ноты первый. Ты был ниже колена, когда твой отец передал тебя мне. Ты был мал, но от тебя исходила такая энергия, что я не мог устоять. Я влюбился в тебя, раз и навсегда, окончательно и бесповоротно. Твоему отцу я служил с радостью, а тебе стал служить всем сердцем. Эсториан медленно втянул в себя воздух, превозмогая щемящую боль.

Когда я увидел тебя, то ужаснулся. Ты показался мне страшным и громадным словно гора. А потом гора улыбнулась. И мне стало легко. А ты взял меня на руки, и мне показалось, что я взлетел к небу. Я все помню, Айбуран. Ты был не только учителем, ты был моим единственным и самым надежным другом.

Я и остался таким.

Тогда почему, почему ты не рассказал мне обо всем?

Малодушие, сказал, помолчав, Айбуран. Почему ты не спрашиваешь, как все это случилось?

Тут не о чем спрашивать. Молодая красивая женщина осталась без мужа. Тут же ребенок, которого надо воспитывать вместе. Ты был бы не мужчиной, а духом небесным, если бы устоял.