Фрэнк Херберт - Зелёный мозг

А Хуан думал: «Что бы это могло означать? Что мы все представители богемы?»

— Джентльмен, — сказала Рин. — Он отказался отвечать.

Она поднялась вверх, села в свой угол, злая и удивленная, почему она поступила так. Что я устраиваю себе пытку? Я что, хочу получить себе этого Хуана Мартиньо, иметь и держать? К черту все это!

— Многие семьи здесь очень строги к своим женщинам, — сказал Чен-Лy. — Как в Викторианском веке.

— Неужели вы никогда не были человечным, Трэвис? — спросила Рин. — Даже хоть на денек, другой?

— Заткнись, — рявкнул Чен-Лу, и он сел, удивившись на эту вспышку. Ведьма! Как она довела меня до этого?

«Ах-ах, — думал Хуан, — она таки достала его.»

— С чего это вы вдруг озверели, Трэвис? — спросила Рин.

Но он уже контролировал себя, и единственное, что он сказал: — У тебя острый язычок, моя дорогая. Слишком плохо, что нельзя этого сказать о твоем уме.

— Вот это уже что-то новое для вас, Трэвис, — сказала она и улыбнулась Хуану.

Но Хуан слышал выкрики в их голосах и вспоминал Виеро, падре, так торжественно говорящего: «Человек выкрикивает, если выражает протест против своей жизни, из-за одиночества и потому, что жизнь отламывается от того, что бы ни создало ее. Но независимо от того, на сколько глубоко ты ненавидишь жизнь, ты и любишь ее тоже. Она, как котелок, кипящий вместе со всем, что ты должен попробовать — но очень болезненный для пробы.»

Внезапно Хуан притянул Рин и поцеловал ее, прижимая к себе, зарывшись руками в ее спине. Губы ее ответили после кратчайшего колебания — теплые и податливые.

Наконец он оторвался, твердо посадил ее в кресло и откинулся на спинку своего кресла.

Когда Рин перевела дыхание, она сказала: — Ну, а это что?

— Во всех нас есть маленькое животное, — сказал Хуан.

«Он что, защищает меня? — спрашивал себя Чен-Лy, садясь прямо. — Мне не нужна защита от него в этом деле.»

Но Рин засмеялась, скрывая гнев и, дотянувшись до Хуана, ласково потрепала его по щеке.

— Разве это не так? — спросила она.

А Чен-Лу подумал: «Она только выполняет свою работу. Как красиво она работает. Какое артистическое дарование. Было бы просто жаль, если бы я ее убил.»

Глава 9

У них такой талант — заниматься нелогичностями, у этих человеческих существ, — думал Мозг. — Даже перед лицом ужасных испытаний они спорят, занимаются любовью и разбрасываются тривиальностями.»

Эстафеты посланников уходили и возвращались сквозь дождь и солнечный свет, которые чередовались в отверстии пещеры. Сейчас, перед очередной командой, было небольшое колебание, главное решение уже сделано: «Поймать и убить трех человеческих существ в пропасти, сохранить живыми только их головы, если возможно.»

И все же сообщения продолжали поступать, потому что Мозг отдал приказ: «Сообщайте мне все, что они говорят.»

«Как много разговоров о Боге, — думал Мозг. — Возможно ли, что такое существо есть?»

Мозг отмечал, что хотя человеческие свершения и принимают вид возвышенного, но в основе их действий лежат тривиальности.

«Возможно ли, что такая тривиальность была лишь своего рода кодом? — размышлял Мозг. — Но как это может быть… если только это все не эмоциональность нелогичности… А этот разговор о Боге тогда и возникает на поверхности, когда логика не дает им никакого выхода.»

Мозг начинал свою карьеру с логики, как прагматичный атеист. Сейчас в его вычислениях стали вкрадываться сомнения, и он причислил их к эмоциям.

«Все же, они должны быть остановлены, — думал Мозг.

— Независимо какой ценой, но они должны быть остановлены. Проблема слишком важная, я должен попытаться умертвить их.»

Рин чувствовала, что они плывут в чаше горячего солнечного света, в центре которого находится изуродованная кабина грузовика. Кабина была влажным адом, давящим на нее. Чувство капающего пота и запах близости тел, все подавляющий запах плесени — все это давило на ее сознание. Ни одно животное не шелохнулось и не закричало на каждом берегу.

Только случайные насекомые, пересекающие их путь, напоминали ей о том, что стерегущие их в тени джунглей начеку.

«Если бы не эти жуки, — думала она. — Чертовы жуки! И эта чертова жара!»

Внезапный порыв истерии охватил ее, и она крикнула: — Разве нельзя что-то сделать?

Она начала бешено хохотать.

Хуан схватил ее за плечи, стал трясти, пока смех не перешел в сухие рыдания.

— О, пожалуйста, пожалуйста, сделай что-нибудь, — умоляла она.

Хуан вытеснил всю жалость из своего тона, когда попытался успокоить ее: — Держись, Рин.

— Эти проклятые жуки! — сказала она.

Голос Чен-Лу дошел до нее с заднего сиденья кабины.

— Вы должны всегда помнить, д-р Келли, что вы энтомолог.

— А я и занимаюсь жуками, — сказала она. Это показалось ей таким забавным, что она опять начала смеяться. Однако резкое движение руки Хуана остановило ее. Она дотянулась, взяла его руки и сказала: — Со мной все в порядке, правда. Это все жара.

Хуан посмотрел ей в глаза.

— Ты уверена?

— Да.

Она отстранилась, села в свой угол и стала пристально смотреть в окно. Мелькающая береговая линия гипнотически притягивала ее взор: смутное движение. Это, как время — недавнее прошлое оно уходит совсем, нет точной отсчетной точки будущего — все одно, все таяло в одном скольжении, растягивающемся в вечность…

«Что же заставило меня выбрать эту карьеру?» — размышляла она.

В поисках ответа она перебрала в памяти все отчетливые вехи в полной последовательности событий, которые она сохранила с детства. Ей было в ту пору лет шесть, когда отец ее работал тогда на Американ Уэст и делал книгу о Иоаганисе Келпиусе. Жили они тогда в старом доме, и летучие муравьи свили гнездо на стене. Отец послал работника, чтобы выжечь это гнездо, а она нагнулась и стала следить. В воздухе стоял запах керосина, внезапная вспышка желтого пламени в солнечный свет, черный дым и облако вьющихся насекомых с бледными янтарными крыльями, окружившими ее в своем бешеном смятении.

Она с криками убежала в дом, а крылатые создания ползали по ней и прижимались к ней. А в доме гнев взрослых, ее засунули в ванну, а голос командовал: «Счищай с себя этих жуков! Сама мысль принести их в дом непростительна. Проследи, чтобы ни одного из них не осталось на полу. Убей их и спусти в унитаз.»

Некоторое время, которое ей показалось вечностью, она кричала, молотила в дверь руками и ногами. — Они не умрут! Они не умрут!

Рин тряхнула головой, чтобы отбросить воспоминания.