Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...

Власов сказал сварливо:

– Ну так и пусть наши пассионарии возрождают Великую Россию!

Я покачал головой.

– Не успеют. Да и едва начнется подобное пробуждение, Китай тут же пошлет уже не мелкие отряды переселенцев, а так это средние – по сто-двести миллионов каждый. И Россия в одночасье станет Китаем. Ладно, пусть не вся Россия, а только Сибирь, даже Восточная Сибирь… Но это будет только первый откушенный кусочек.

Власов прорычал в тоске:

– Но Юса, Юса… ладно, пусть даже Штаты. Ненавижу! И разве не стыдно вот так к своему противнику?

– Это вражда между братьями, – ответил я. – Между братьями всегда соперничество, зачастую – до драки. Но когда приходит чужой, братья встают плечом к плечу против врага.

– Штаты – наш брат?

– Все человечество, если уж на то пошло, братья, но Штаты – родной брат, а вот Китай, Япония или Индия – двоюродные, согласен? А негры так и вовсе…

Лукошин скривился.

– Ненавижу расизм и негров!

– Среди людей нет ничего зазорного, – сказал я, – когда человек за утешением приходит к другу. А уж если брат к брату… Это нормально, когда более сильный поддерживает упавшего духом, впавшего в депрессию. Это естественно, без этого человеческая общность многое бы потеряла. Даже не знаю, состоялась бы вообще? То же самое и с народами. У всякого бывают спады, депрессии, как вот сейчас в России уныние после краха строительства светлого будущего для всех и бесплатно! Для всего человечества, напоминаю, строили, не только для России. Коммунизм, как писали у нас везде, это светлое будущее всего человечества.

– Да уж…

– Так вот, сейчас мы, русские, а если по ндраву более политкорректный термин – россияне, приходим за поддержкой к тому соседу, что устоял перед соблазном немедленно строить счастье для всех, поосторожничал и на этом выиграл. К соседу, ибо на планете мы все теперь соседи.

– Теперь?

– Мы и были, но теперь это поняли. Прочувствовали. Или вы, Николай Николаевич, еще не поняли? Не поняли, что рано или поздно все народы сольются в один и заговорят на одном языке?

Власов хмуро отмахнулся.

– Да все знаю, только хотелось бы, чтобы это произошло не при моей жизни.

– Все ускорилось, – сообщил Белович. – Уже сейчас оптимист учит английский язык…

– Знаю-знаю! А пессимист – китайский. Так то пессимист!

– Это раньше китайский учили пессимисты, – возразил я. – А теперь придется учить и реалистам, если как можно быстрее не сделаем гигантский скачок в сторону Запада…

– …чтобы он, гад, и отскочить не успел, – вставил Белович кровожадно.

– Постараемся, – ответил я серьезно. – Американцы и не скрывают, что их американские университеты – это места, где российские евреи преподают математику китайцам… Ну и что? На том материке они все – американцы. Юсовцы, как вы говорите. Американцы – это не нация. Это то же самое, что «советские». Были советские люди. Они состояли из русских, украинцев, узбеков, литовцев, татар, белорусов, молдаван, азербайджанцев… но в то же время они все были и советскими. Так и эти американцы тоже вроде бы из множества национальностей, однако – американцы. И русским ничуть не зазорно влиться в эту общность.

Белович проговорил с энтузиазмом:

– Тем более что мы там займем далеко не последнее мес­то!.. И тоже, га-га, возможно, уже остальных американцев подвигнем строить коммунизм или что-нить еще круче!

– Ну, об этом лучше помалкивать, – предостерег Лысенко, – хотя бы на первых порах. А вот то, что займем не последнее место, верно. Белых в Штатах уже меньшинство, а когда Россия присоединится к Штатам…

– Если, – поправил Власов. Перехватил непонимающий взгляд главного редактора, пояснил: – Если присоединится. Что это у нас за такая лихость в суждениях? Еще не присоединились, а уже Америкой правим? Нас могут и не пустить в этот клуб!

Лысенко отмахнулся с великолепной небрежностью истинно русского стратега, что пренебрегает мелочами, а сразу видит в дальней перспективе огромный сияющий дворец, будь то коммунизм, утопизм, новая столица России на болоте или же война с Ливонией за окно в Европу. И, конечно же, можно не обращать внимания на такие пустяки, что болото под Петербург придется замостить человеческими костями, кто об этом вспоминает, кого привидения мучают? А Петербург – есть!

– Пустят, – заявил он. – С радостью. Мы сразу выправим демографический перекос. Белые снова станут большинст­вом. И никаких негров, мексиканцев или турок в президенты не допустим.

Я помалкивал, не зная, радоваться или смеяться. Только что спорили со мной, называли предателем, а сейчас, с завидным легкомыслием перепорхнув монбланы проблем с присоединением, уже правят Америкой и, конечно, миром!

Вошел Андыбин, еще выше ростом в длиннополой шубе, снег на шапке и на воротнике. А когда снял шапку и взмахнул, сверкающей дугой полетели искристые снежинки, не успевшие растаять в коридоре.

– Борис Борисович, – прогудел он могучим, как мотор КамАЗа, голосом, – не поверю, чтобы вы не подумывали баллотироваться в президенты! А скоро уже пора начинать выдвижение…

– Будешь смеяться, – ответил я, – но ты сегодня седьмой, кто об этом спросил. А еще не вечер! Через два дня соберется партбюро, там и решим. Кстати, тебя выдвинули в состав.

Он покрутил головой, в глазах мелькнуло опасливое выражение.

– Потяну ли?

Я развел руками.

– После того поворотного съезда мы многих героев недосчитались. Кто-то сейчас ведет борьбу за раскол, кто-то ушел в другие партии, а кто-то махнул рукой и просто вышел из наших рядов. Так что не просто будешь к месту, а придется работать за троих!

Он ответил еще серьезнее, торжественно:

– Но туда только по рекомендации…

– Это сейчас организуем, – пообещал я. – Пойдем!

Белович, Лысенко и примкнувший к ним Володя Крылан в коридоре у открытого окна смолили сигареты. С улицы врываются клубы морозного воздуха, иногда залетают серебристые снежинки, но сигаретный дым почему-то тянет в другую сторону, как джинн в горлышко кувшина пролезает в узкую щель под дверь бухгалтерии Бронштейна.

Андыбин привычно полез за сигаретами, но посмотрел в мое рассерженное лицо, отдернул руку. Я набрал в грудь воздуха, чтобы погромче высказать все, что думаю о курильщиках, но заторопившийся Белович сказал серьезно, даже очень серьезно, преданно глядя мне в лицо светлыми арийскими глазами:

– А я наконец-то разгадал, почему Лукошин вас поддерживает!

– Почему? – спросил я невольно.

– А вы как думаете?.. – воскликнул он и оглянулся на сокурильщиков, призывая в свидетели и одновременно черпая, как энергетический вампир, силы, чтобы противостоять боссу. – Да для него нет слаще мечты, чем утопить Соединенные Штаты в говне! А ваша прекрасная идея – это же самое то! Помните, как он взахлеб рассказывал, что иностранцы приезжают в Россию, чтобы взять русских жен?.. Так вот как они всех гребаных иностранцев заставят ходить в мятых нестираных рубахах и жрать из грязной посуды, так и присоединившаяся к Штатам Россия сразу всю Америку засрет, пересрет, обосрет, перепоганит, смешает с дерьмом… сами знаете, срать легче, чем убирать насратое!