Елена Асеева - Середина. Том 2

Квадратная комната живицы смотрелась достаточно большой. Там и стены, и пол были обиты темно-синей полстиной с высокой ворсой. А свод, ровный, голубой, отполированный до блеска, удерживал на своей поверхности три мощные серебряные пятиконечные звезды, испускающие из себя долгие лучи света и наполняющие помещение легкой фиолетовой дымкой. Впритык к стене, супротив той в каковой находился вход (в виде поигрывающей легкой клубящейся завесы), стояла низкая широкая тахта без ножек, устланная черной бархатистой материей и усыпанная красными подушками разнообразной формы, в виде треугольника, прямоугольника, квадрата, овала и даже ромба, почитателями коих оказалась рани Черных Каликамов.

Ложе демоницы было столь огромным, что занимало не менее трети комнаты, почти касаясь своими боками ее угловых стен. Пред тахтой, впритык к правой стене поместился коротконогий стеклянный столик, с шестиугольной столешницей, опирающийся на шесть гнутых тонких ножек. На столике находились два стеклянных, пузатых кувшина с долгим тонким носиком и изогнутой, в виде дуги, ручкой, заполненные желтой и зеленой жидкостями до средины, да полусферическая деревянная чаша. Обок столика располагалось деревянное кресло-качалка, плетеное из тонких фиолетовых ветвей какого-то растения, с высокой спинкой, широкими подлокотниками, укрытое шелковистой материей.

Стоило только Дивному войти, сквозь завесу, в комнату демоницы, дотоль покачивающейся в кресле, как последняя мгновенно поднявшись на ноги, как того требовало приличие, поклонилась. Однако это был точнее всего не поклон, а больше походивший на приветствие, как ровне, кивок. Ибо уже миг спустя рани вельми хмуро зыркнула в лицо Зиждителя и на предложение его выслушать не то, чтобы не ответила… кажется, никак не отреагировала.

— Я знаю, — все тем же взволнованным голосом протянул Дивный. — Что ты на меня и Небо до сих пор гневаешься. Оно и понятно, ибо мы оба, и я, и Небо виноваты в гибели нашего милого Светыча. И эта боль до сих пор нами не пережита, как и Першим, и тобой.

— Если бы Зиждитель Небо не канючил, как он почасту делает, — торопко отозвалась Кали-Даруга, воочию жаждая высказать накипевшее. — Ссылаясь когда надобно пред Господом Першим, что он младший, наш дражайший мальчик, был бы жив. Потому как в тот раз Господь долго не знал, как поступить, на что решиться. Светыч был слишком хрупким, нежным мальчиком, было сразу ясно, вы — Расы! — Демоница сделала особое ударение на величание печищи богов. — Не сумеете его взрасти, научить и поддержать. Слишком Зиждитель Небо… да и вы, уж простите меня за откровенность Зиждитель Дивный, слишком вы требовательны, притязательны и строги. Не всякий мальчик сможет это вынести. Вам нужны особые сыны, такие мальчики, как Зиждитель Воитель и Зиждитель Словута. Не допустимо взращивать вам — Расам Господа Седми, Господа Огня или Зиждителя Дажбу. Потому как тогда мальчики будут или слишком мятежными, неподатливыми, как первые два, либо как дражайший Зиждитель Дажба субтильными. Однако ни вы, ни Господь Перший, ни даже Родитель, ни желаете в том вопросе меня слушать. Посему такая беда случилась с нашим Светычем, и чуть было не произошла с мальчиком Опечем.

— Небо! Ведь это Небо удалось вернуть в лоно печищ Опеча, — будто, как щитом прикрываясь, попытался оправдаться Дивный и черты его лица недвижно замерли, по большому счету, как и сияние на коже.

Ноне Бог то ли, чтоб не смущать рани, то ли, чтоб побыть наедине с ней, не одел венец, а посему лучи света нисходящие с серебряных звезд в своде предавали его темно-русым волосам легкое омеднение.

— Лишь поэтому я с вами, с Расами и стала говорить без принуждения, — скоро выпалила демоница и в ее черных очах всполошено заметались золотые лохмотки. — Потому как вы спасли нашего милого мальчика Господа Опеча. Но это не значит, что я простила вам гибель Светыча, и все, что по вашей вине после испытал мой дорогой Господь Перший.

— Я потому и пришел, чтобы поговорить о брате, об Отце, — несколько понизив голос, молвил Дивный, и, тронувшись с места, неспешно прошелся повдоль стен комнаты, описав в ней прямоугольный угол по ходу движения. — Прошу тебя, коли старшему брату в ближайшие три-четыре асти не станет легче, и зримо не спадет утомляемость сообщить о том не только Родителю, но и мне. Думаю, я тогда увезу Отца в Березань силой. Мне кажется, наш дорогой Отец не просто утомлен, он надломился. И сам того не понимает.

— Как же вы увезете Господа Першего силой? — допрежь бушующее негодование в гласе рани Черных Каликамов сменилось на беспокойство. Она слегка развернула голову, следя взглядом за прохаживающимся Зиждителем. — Ведь Ляды не выведут пагоду без разрешения своего Творца Господа Першего.

— Я о том уже подумал, — казалось, старший Рас радовался тому, что демоница заговорила с ним так благодушно, и посему легохонько улыбнулся, отчего враз затрепетали волоски усов и бороды, прикрывающие его губы. — Вмале сюда прилетит мой айван, его приведет малецык Огнь. Он осмотрит системы в Млечном Пути, да увидится с Отцом и Ярушкой, ибо вельми жаждет встречи с Крушецем. Но сие, конечно, коли позволишь ты. Я хотел было прислать Словуту, но малецык, — Бог прервался на миг, и едва глянув на демоницу, много тише дополнил, — настоял.

— Вот, — гулко дыхнула Кали-Даруга, словно поймав Дивного на чем-то дюже скверном. И зябью пошла голубоватая кожа на ее лице. Однако данное недовольство длилось совсем малую толику времени, и уже погодя она поучительно добавила, — о чем я все время и толкую. Как это так младший Бог и настоял. Разве это естественно… Ну, да будет о том, — явственно уступая Дивному отметила рани. — Конечно, ежели мальчик Господь Огнь прибудет, повидается и с Отцом, и с Господом Крушецем, это им всем будет полезно.

— Хорошо, — старший Рас, вероятно, не ожидал, что демоница пойдет на уступку, зримо проявив теплоту в отношении него. — Если состояние Отца не улучшится, — останавливаясь, досказал Дивный, и с не присущей для него мягкостью воззрился на рани. — Я подцеплю к своему айвану пагоду и уведу в Отческие недра, Отец того по слабости и не приметит.

Кали-Даруга согласно кивнула. Она, днесь точно не желая, али не в силах, голову не подымала, потому не смотрела на Зиждителя, устремив взор малеша в бок, оглядывая курящуюся синь завесы. Ярко блеснули сапфиры в ее венце, светом своим переплетаясь с лучами серебристых звезд, создавая над головой демоницы легкую серую дымку. Похоже, рани Черных Каликамов, таким образом, прикрывала свои мысли, не желая, чтобы ее прощупывал старший Рас. Впрочем, тот и не прощупывал, он был доволен тем, что Кали-Даруга за столь долгий срок после гибели Светыча заговорила с ним без указаний и обязательств… заговорила, да еще так благодушно.