Оттенки серого - Джаспер Ффорде
– Не знаю.
Перед нами возвышался дуб приличных размеров – но не серый, как обычно, а яркий, общевиднопурпурный. Кора, листья, желуди, ветки и даже кусочек земли под деревом – все было окрашено насыщенной маджентой. Некоторое время мы глазели на дуб, поскольку никогда не встречали предмета таких размеров, окрашенного столь неуместным образом. То был хромоклазм: разрыв трубы с маджентой в цветопроводе привел к тому, что краска просочилась сквозь почву и пропитала окружающую растительность. НСЦ предпочитала, чтобы никто не знал о расположении цветопроводов: во‑первых, их могли повредить фундаменталисты-монохромники, во‑вторых, близлежащие города захотели бы для себя дорогостоящих ответвлений. Но Кортленд был прав. Зачем здесь труба? В этих местах не проходило никакой дороги, и ничто не позволяло судить о направлении цветопровода. Кажется, мы нашли разрыв, который искал цветчик.
– Как здорово, что мы без Виолетты, – заметил Томмо. – От такого яркого цвета у нее мигом разыгралась бы мигрень. Ты еще не знаешь, какой противной она бывает при головной боли.
– Что это?
– Что?
Кортленд не ответил. Сделав несколько шагов по пурпурной траве, он поднял человеческую бедренную кость, тоже насквозь красную. Пошарив вокруг, он нашел еще левую половину тазовой кости и постучал ими друг о друга. Раздался глухой звук – кости оказались здесь не так уж давно, иначе бы они звонко щелкали.
– Что ты думаешь, Корт?
– Два-три года.
Мы все принялись за поиски – вдруг удастся выяснить, кто это был или откуда? Но дикие звери раскидали все кости. Черепа так и не нашлось, зато я обнаружил один ботинок, поясную пряжку и целлулоидный воротничок. На нем были почтовый код и имя: Томас Изумрудный. Ни Кортленд, ни Томмо не слышали о таком.
– В этих местах пропало множество перезагрузочников, – сказал Кортленд. – Они оставались в городе так недолго, что мы не запоминали их имена.
– При нем было три ложки, – сообщил Томмо, извлекая их из земли и счищая пурпурную грязь, чтобы прочесть коды, выгравированные на обратной стороне, – и все чужие. Как вы думаете, коды зарегистрированы на кого-нибудь?
– Если они свободны, то каждый стоит небольшого состояния, – заметил Кортленд. – Дай взглянуть.
Томмо протянул ему ложки. Кортленд положил их к себе в карман и алчно ухмыльнулся.
– Здорово, Корт, – сказал Томмо. – Спасибо.
– Зачем брать с собой ложки в поход за цветным мусором? – спросил я.
– А может, он их не брал, – предположил Кортленд, чьи глаза заблестели от жадности. – Может, он откопал их в Верхнем Шафране.
Мы все переглянулись и пошли дальше. Перейдя вброд через реку, мы миновали пятиарочный мост, по которому некогда проходила дорога; ныне он бесполезно возвышался над поросшей травой ложбиной. Тревога, охватившая всех троих, на время рассеяла взаимное недоверие, и мы шагали друг рядом с другом, беспокойно переговариваясь.
– Скажи, – с напускным добродушием поинтересовался Томмо, – как тебе Виолетта?
– Именно такова, какой ты можешь ее вообразить.
– Ой.
Кортленд высказал мысль, которая вертелась в голове у каждого:
– Почему мы не нашли черепа Томаса Изумрудного?
Мы враз остановились и стали нервно оглядываться. Невысказанный ужас – вдруг бандиты выедят наши мозги? – внезапно овладел нами. Но как мы ни вглядывались, вокруг был все тот же безлюдный пейзаж – деревья, трава, дикие животные. Если не считать редких криков диких коз, везде царила тишина – непроницаемая, гнетущая. Мы были совершенно одни – или, по крайней мере, надеялись на это.
– Хорошо, – спросил Томмо, когда я велел двигаться дальше, – что делать, если мы увидим бандитов?
– Бежать, – ответил я.
– Драться, – ответил Кортленд.
– Хорошее предложение, – одобрил Томмо. – Пока они будут разбираться с тобой, мы с Эдом введем в действие план «Бежим как сумасшедшие».
Мы прошли через буковую рощу – эти деревья в изобилии росли вдоль дороги, – через покрытые травой земляные сооружения, через несколько котлованов, заросших кустарником, и через глубокий ров, который выделывал зигзаги справа и слева от нас. Затем мы вышли на пологую возвышенность. Дорога бежала прямо, пропадая где-то за вершиной. Это был самый унылый ее участок – две мили вообще без всякой растительности. Я посмотрел на небо, убедился, что вероятность возникновения молний невелика, и пустился вперед в быстром темпе.
Направление дороги здесь определялось легко – она пролегала между двумя валами футов тридцать в высоту, которые, вероятно, когда-то были стенами. Ландшафт изменился: дорога порой прерывалась большими ямами, часть которых была заполнена водой. Судя по их одинаково округлым очертаниям, это могли быть искусственные водоемы без питающего источника. Там и сям из травы торчали ржавое железо и перекрученные полосы алюминия – металлический урожай, никем не убираемый. Животные стали заметно меньше бояться человека. Мы проходили через стада, пасшиеся на возвышенности, и звери медлительно расступались, проявляя к нам лишь слабый интерес. Благоприятный признак – ведь они легко пугались, а бандиты убивали и ели их. Я даже встретил антилопу неизвестного мне вида – темно-красную, с полосами на лбу и задних ногах, где, вероятно, было удобно повторить штрихкод. Я занес в журнал столько таксономических сведений, сколько мог, прежде чем она отвернулась.
Так мы шли в молчании минут сорок, не меньше, пока не увидели целую постройку – первую после Восточного Кармина. Зенитная башня стояла у обрыва, господствуя над широкой плодородной долиной, среди которой скрывались остатки Верхнего Шафрана. Думаю, даже циничные Кортленд и Томмо были впечатлены. Мы остановились, чтобы полюбоваться видом.
Зенитная башня
2.5.03.02.005: Общее правило: если вы трогаете что-то, оно сломается. Поэтому не трогайте.
Я видел океан как минимум три раза, но в тот день передо мной предстало побережье неповторимой красоты. Земля была покрыта тенями облаков, которые лениво плыли по небу. Солнце отмечало достопримечательности лучше всякого гида. Город с удобством расположился на обоих берегах длинного приливного эстуария, за которым шел залив: там стояли на якоре брошенные корабли. Один из них, с плоской палубой, был настолько велик, что превратился в рукотворный волнолом. Покатая палуба стала белой от помета морских птиц, а слегка проржавевший корпус так сильно повлиял на залив, что пространство между судном и берегом, заилившись, превратилось в сушу.
Город был плохо виден с того места, где мы остановились. Я различил кольцевую магистраль – разноцветную ленту, покрытую растительностью. Мост через реку все еще стоял. Сам город был скрыт под листвой густого леса, над которой возвышались лишь немногие сооружения. Торговые и жилые предместья предстали моему взгляду тонкой сеткой из различных деревьев и кустов. Я вроде бы различил две дороги – одна вела на восток, другая на север, –
