Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2
И вдруг, забыв все правила международного этикета, Димка стал доказывать, что аппарат Мейсона хотя и довольно интересен, но не доработан, не продуман в деталях, что с ним еще нужно полгода возиться, прежде чем пустить в серийное производство.
— А монтаж, монтаж! — восклицал Вадим, тыкая пальцем в переплетение цветных проводов. — Знаю я вашу американскую систему. Снаружи все прекрасно: и лак и никель. А внутрь заглянешь — приляпано кое-как. Весь монтаж на соплях…
— Это есть новый русский слово? Я прошу повторять.
Если Мейсон не понял какого-то слова, то Багрецову вообще бы надо понимать, что он слишком далеко зашел в своей технической дискуссии. Оценка американского радиомонтажа была в какой-то мере справедливой. Их аппаратура внешне красива, но внутри оставляет желать много лучшего. Этим особенно возмущался Бабкин, человек придирчивый и в высшей степени аккуратный. От него и услышал Вадим столь презрительную оценку, выраженную не очень благозвучным словом.
Кое-как Вадим постарался замять свою оплошность, а Мейсон уже говорил о том, как бы получше переделать анализатор именно сейчас, чтобы в новом качестве он мог занять достойное место среди аппаратов «Униона».
Разные сидели люди за столом. Люди абсолютных противоположностей. Но общее дело, беспокойная мысль исследователя, жажда познаний и радость умелых рук все это сближало американского предпринимателя Стивена Мейсона и советского инженера Вадима Багрецова.
Тут же они решили попробовать одну схему. Мейсон схватился за паяльник.
— Прошу немножко включать.
У него были рабочие руки с узловатыми жилами, и, видно, многое он перенес, прежде чем организовать свою фирму, которой очень гордился, хотя, с точки зрения советского инженера Багрецова, такая фирма больше напоминала радиоремонтную мастерскую или, в лучшем случае, телевизионное ателье.
Мейсон восхищался оборудованием здешней лаборатории, оснащенной самыми новейшими приборами, которые для него слишком дороги, и жаловался, что ему приходится выдерживать жесточайшую конкуренцию.
— Военный заказ… Фьють… — грустно присвистнул он. — Нет, не можно… Лютше звезды считать, спектр смотреть… Атмосфера.
Из дальнейшего рассказа, прерываемого лишь позвякиванием пинцета и стуком паяльника, когда клали его на подставку, Вадим понял, что Мейсон изобретал разные приборы для спектрального и теплового анализа звезд, конструировал кое-какие метеоприборы и вообще вещи известные, но привносил в них выдумку, отчего сложные задачи решались у него просто, как в универсальном анализаторе для исследования атмосферы и далее — газов в межпланетном пространстве.
Разговор шел наполовину по-русски, наполовину по-английски. Вадим читал и переводил английскую техническую литературу, но разговорный язык знал плохо. Практики не было.
— Мой маленький фирма отшень бедный, — уже совсем доверительно говорил Мейсон. — Его всегда можно… как это по-русски?.. кушать.
— Конкуренция?
— Да, да… Я буду немножко торговать здесь Советский Союз… В Штатах нет аппарат «Унион». В Советский Союз нет конкуренция. Можно всем фирма строить один «Унион». Вы много строить: атомная станция, гидростанция в Сибирь. Много новый город. Тут никто не можно мешать…
— Нет, все-таки мешают, мистер Мейсон, — сказал Багрецов, заметив, что тот все время посматривает на соседний стол, где лежит крылатое чучело. Например, ваши заокеанские соотечественники, те, что придумали вот эту штуку.
Вадим подвел Мейсона к орлу-разведчику и рассказал, при каких обстоятельствах он попал сюда, рассказал о гибели самолета, о выводах комиссии, расследовавшей причины этой катастрофы, напомнил о многих случаях запуска воздушных шаров над территориями демократических стран.
Американский изобретатель рассматривал летающий аппарат с телевизионной камерой, видел в нем микроскопические радиодетали, выпускаемые разными фирмами, детали, которые применяются и в анализаторе, потому что фирма Мейсона их не производит, а предпочитает покупать готовыми. Он с грустью признался, что новые транзисторы фирмы «Колибри» очень хороши, но слишком дороги, Мейсон не может их покупать для своих аппаратов.
— В этот разведчик много «Колибри»… Тут, — он показывал на них авторучкой. — Еще тут. Еще тут. Для паука дорого, для шпиона можно…
Презрительно сморщившись, Мейсон тронул чучело за крыло и отошел к окну. Там он приоткрыл портьеру и вдруг, как бы чего-то испугавшись, возвратился к своему анализатору.
— Можно проверять?
Схема, которую испытывал Мейсон вместе с Багрецовым, оказалась удачной, и вот уже потом, в совершенно благодушном настроении, американец закурил и придвинул свой стул к Вадиму.
— Мистер Багретсоф, вы можно говорить честно?
— Так меня учили всю жизнь, — сухо ответил Вадим.
— Мы здесь говорить. А магнитофон сейчас записывать?
— Конечно нет. Для потомства наш разговор мало интересен.
— Но есть НКВД.
— Есть органы государственной безопасности. Но в данном случае им здесь делать нечего.
— Я есть американец. Капиталист.
— Но приехали к нам с честными намерениями?
— О да! А если я хотеть покупать у мистера Багретсоф секрет? Позвать мистер Южная Америка или Штаты? — он рассмеялся и испытующе посмотрел на Вадима.
— Вы умный человек и не предложите такого абсурда.
— Почему? Почему? — заинтересовался Мейсон. — Вас можно снимать на фильм… Как это?.. «Волосок от смерть». Можно повторять храбрость на «Унион». Качаться на трос… Потом немножко прыгать… Отшень замечательный фильм… Паблисити! Сенсация! И отшень много доллар…
— Меня никогда не привлекала артистическая карьера.
— Можно быть хороший инженер. Ол райт! Пожалуйста! Один раз сниматься на фильм, получать доллары, потом покупать фирму.
— А зачем она мне нужна?
Скептически усмехнувшись, Мейсон щелкнул золотым портсигаром.
— Что есть у мистер Багретсоф? Большой вилла? Яхта? Два авто: «кадиллак», «шевроле»?
— У вас очень мало фантазии, мистер Мейсон. Мне нужно гораздо больше. Вилла? Но ведь она всегда стоит на одном месте. А я хочу видеть всю страну. Мне жизни не хватит, чтобы посмотреть ее как следует. Я могу жить но в виллах, а во дворцах-санаториях, и не только в Крыму и на Кавказе, но и у других морей, озер и рек. Я могу жить в горах и в лесах. Всюду, где захочу. Зачем мне яхта, когда множество прекраснейших теплоходов бороздят наши моря и реки? И к машине я равнодушен. Если надо ехать далеко, то предпочту самолет, а в городе, особенно летом, обхожусь прохладным метро или веселым троллейбусом… Я очень люблю, когда рядом со мной много людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});