Джек Вэнс - Королевская охота. Сборник.

Герсен, пригибаясь, пробежал за оградой, обогнул посаженные у дома кусты и притаился за воротами.

Через окно было видно, как Вольдемар Кутте в позе возмущения и негодования рассказывал о событиях вечера маленькой женщине, охваченной ужасом. Два человека подошли по дороге. Они свернули во двор дома Кутте. Герсен обрушил на первого удар железной калиткой, бросился ко второму и пронзил его сердце кинжалом.

Не раздалось ни звука. В доме профессор Кутте, как и раньше, продолжал ходить вперед и назад, размахивая руками, делая паузы, чтобы подчеркнуть некоторые особенно ужасные эпизоды.

Герсен подошел к ограде и посмотрел в сторону машины. Третий человек стоял, прислонившись к авиетке спиной. Герсен, крадучись, вышел на улицу позади него. Взмахнув кинжалом, он перерубил тому спинной мозг.

На пассажирские сиденья в авиетке Герсен уложил три трупа. Он поднялся в воздухе, пролетел над Глэдбитуком, погруженным в темноту ночи, и приземлился во дворе позади гостиницы Санчера. Он тихо пробрался в свою комнату, переоделся в обычную одежду, засунул в карман «Книгу Снов». Вернувшись к авиетке, он поднял машину и направился на Теобальд.

Над рекой Далглиш он снизился, сбросил тела спутников, затем продолжил полет. Наконец внизу показались огни Теобальда. Красные и синие мерцающие лампочки обозначали очертания космопорта. Незамеченный и непотревоженный никем, Герсен приземлился рядом со своим «Фэнтомик Флайтлернинг». Он поднялся на борт. Затем он вспомнил об авиетке. Если Говард Трисонг найдет ее здесь, около места, занимаемого ранее его кораблем, он сможет додумать остальное. Служащий порта предоставит ему регистрационные записи «Фэнтомик Флайтлернинг», и следы приведут прямо к Кирту Герсену и Джеану Адделсу на Понтефракт. Герсен включил автопилот, зафиксировал управление и отправил авиетку в полет через ночь.

Он вернулся на корабль, запустил двигатели и оставил Страну Леландера внизу... На высоте десяти миль он прекратил подъем и начал исследовать небо.

Но ни макроскоп, ни радары, ни ксенодный детектор не могли обнаружить никаких следов корабля Трисонга.

Герсен улетел далеко на север и приземлился на просторах безлюдной тундры, вдали от детекторов Трисонга, если бы тот вздумал использовать их.

Вокруг корабля властвовали тишина и лунный свет. Герсен поудобнее устроился в кресле, крайне усталый, но странные мысли не давали ему уснуть: нервное напряжение медленно спадало, разочарование оттого, что ему не удалось убить Трисонга уступало место мрачному удовлетворению тем, что ему удалось сделать, заставить Трисонга испытывать злобу, страх, неуверенность и боль: не такая уж и плохая работа.

Взяв «Книгу Снов» Герсен стал ее изучать. Но он слишком устал, чтобы быть упорным... Он забрался в постель и вскоре уснул.

Глава 14

Утром Герсен пил чай, а в окно падали косые лучи солнца. Низкие холмы теснились у южного горизонта. Землю покрывали серо-зеленые лишайники, прерываемые группками камыша и черными проплешинами земли с алыми ягодами.

Встреча одноклассников в Глэдбитуке, казалось, происходила где-то далеко в пространстве и времени.

Герсен прошел в салон и выпил еще чашку чая. Сидя на комингсе входного люка в бледном свете Звезды Ван Каата, он снова заставил себя просмотреть «Книгу Снов».

Чай остыл. Герсен читал страницу за страницей и дошел, наконец, до того места, где юный Говард прервал свои записи чуть ли не на середине предложения.

Герсен отложил книгу и уставился в пространство. Когда-то Говард Хардоа очень дорожил этой книгой. Для Говарда Трисонга она могла представлять воспоминания о юности, полные сладкой печали. Однако она представляла гораздо большее — определяла его сущность. Предположим, что он теперь узнает о ее существовании... Создается очень сложная ситуация. Говард был уверен, что книгу у него украл его бывший друг. Пимпи Клидхо. Осталось решить самый важный вопрос: где теперь находится Пимпи Клидхо?

Герсен сидел в задумчивости. Он грезил о молодом Хардоа, слабом, чувствительном: о Говарде Трисонге, сильном, окруженным тайной.

Снова взяв «Книгу Снов», Герсен подумал, что от нее словно чувствуется трепет подобия жизни... При первом прочтении книга казалась просто бесформенной смесью. Там были личные рассуждения, разговоры между семью паладинами, двенадцать песен, как версий повествования. Последняя глава была на языке Наомей, известном только семи паладинам, и включала азбуку с буквами и триста пятьдесят понятий, по которым Наомей мог быть правильно расшифрован. Перед тем, как юный Говард полностью развил Наомей, книга прерывалась.

Очевидно, книга занимала Говарда на протяжении ряда лет. Предисловие занимало полторы страницы — это было заявление, в котором чуткое ухо услышало бы много яркого и неотразимого, тогда как типичный человек не заметил бы ничего, кроме неопытной напыщенности. То же самое, подумал Герсен, можно сказать и обо всей книге; впечатление о ней шло вразрез с представлением о том, чего может достигнуть юношеская фантазия. В этом свете термин «неопытная напыщенность» был бы отброшен, а на вооружение взято выражение «слабое преуменьшение».

Книга начиналась так:

«Я — Говард Алан Трисонг. Я не признаю верности к Хардоа и тому, подобное. То, что мое рождение имело место посредством вмешательства Адриана и Ребе Хардоа — это случай, который был для меня неподконтролен. Я предпочитаю говорить о своем происхождении в другом роде:

Я произошел от коричневой земли, которую я теперь сжимаю в руках, от мокрого дождя и стонущего ветра. Моя материя пропитана десятью цветами, из которых пять содержатся в цветах леса Даак, а пять могут быть выбраны из спектра сияния Мемон.

Такова материя моей сущности.

Я претендую на линию Демабно Атконза[11] от его союза с принцессой Гиссет из башни Трисонг, откуда появился Корл Трисонг, Рыцарь Пламенного Копья. Мой вистгейст[12] известен по имени тайной магии.

Это имя ИММИР.

На следующей странице был прикреплен рисунок, выполненный неумелой рукой, однако со старанием и непосредственностью. Был изображен нагой мальчик, стоящий перед нагим молодым мужчиной: мальчик — рослый и решительный, с ясным и умным взглядом: мужчина немного худощавый, но что-то заставляло смотрящего на рисунок думать о нем, как о сильном и отважном.

Это, подумал Герсен, было изображение молодого Говарда и его вистгейстера Иммира.

На следующей странице была подборка афоризмов; некоторые четкие, другие столь туманные, что был неясен их смысл: