Станислав Михайлов - Жемчужина

Заносчивые жрецы решили направить всю силу на удар по Зеленой звезде.

Ту силу, лишь части которой хватило бы для исполнения предназначения — отклонить смерть от Жемчужины. Подтолкнуть чуть-чуть в сторону чудовище, летящее к ней из глубин океана пустоты.

Но приказ, заготовленный предками сгоряча, на последний случай — удар возмездия, который никогда не был ими нанесен — теперь, по глупости своей, намеревались вызвать потомки, даже не понимающие, что же они на самом деле творят. Ковыряющиеся в предсказаниях и старых письменах, в предрассудках и домыслах, как детишки в игральных дощечках. Но ведь это не дощечки. Это — боевые корабли, способные преодолеть океан пустоты и стереть жизнь с целого мира.

Жрецы решили, их ума достаточно.

Жрецы ошиблись.

Теперь они заплатят за ошибку, хотя плата не является целью тех, кто уже проник в Великую башню. Затихли на полу в узких коридорах первые охранники из внутренней стражи, которых невозможно было обойти. И уже не крадутся, а идут в открытую человекоподобные создания с кожей, цвет которой сливается с поверхностью стен, с огромными выпуклыми глазами на плоских лицах…

Десятки родников выплеснулись из подземных ходов, из подкопов, приготовленных в спешке, но тщательно. Ручьи от них протекли в древнее сердце каждой Башни, и не было от них спасения, ибо просачивались они неудержимо и незаметно, как вода сквозь песок и трещины в камне.

Сотни Иных — людей, изгнанных в почти забытой войне, искаженных вечной тьмой под поверхностью Жемчужины — порождения страшных сказок, именуемые сургири — вот какие воды неслышно журчали в ту пору по спящим улицам городов Башен.

Почти одновременно из сумрака коридоров перед каждой древней машиной возник силуэт, похожий на человека, обтянутого толстой шкурой ксенги.

Почти одновременно каждый из них стянул с ладоней внешнюю кожу и отбросил на пол. Больше она не пригодится.

Почти одновременно они наложили голые руки на столбы древних машин и замерли в ожидании. Бесшумно прямо в воздухе возникли миражи.

Сургири знали, что делать. Они неспешно, словно вспоминая заученный урок, разворачивали мираж за миражом, пока не достигли нужного.

Залы, где стояли машины, вспыхнули ярко-голубым. Свет моргал, давая понять: что-то изменилось.

Машины взвыли, выводя звуком тот же ритм, что задал голубой свет.

Сургири продолжали стоять спокойно. Они не пытались бежать, хотя, с их способностями, был шанс успеть.

Едва ли они не знали, что произойдет дальше.

Они пришли, чтобы принести себя в жертву.

Десятки родников схлестнулись в реки и ударили почти одновременно.

Гул донесся до самых отдаленных стран, до крайних земель обитания человека.

Согнулись деревья, а где-то были вырваны с корнем.

Покачнулась, дрогнув, сама земля.

С вершины Крепости Костей обломился давно шатавшийся зуб.

Звук несколько раз облетел горизонты, но нечуткие уши людей слышали его лишь трижды. Трижды трубный звук. Священное число жрецов Звездного огня, символ Жемчужины.

А на месте городов Башен вскипел расплавленный камень.

Воздух быстро остудил его. Огромные ямы со временем наполнились водой. Вода же и смыла яд в реки и моря, люди смогли вновь приходить сюда, в бывшие страны Башен, чтобы заселить опустевшую землю. Вышли сургири из пещер и каверн подкаменных, спустились дикари с гор высоких, приплыли мудрые женщины из-за морей далеких, и наступил новый день.

Небесное чудовище, несущее Звездный огонь, пришло в срок. Но раскрылась пасть Вестника, выпустив из утробы боевые корабли, как завещали предки.

Подобно Многорукому, устремились они на бой с чудовищем, натравленным на людей древними богами тьмы — звездами. Содрогнулось оно от веры людской, веры в силу предков, в завещанных ими защитников, и бежало прочь, не коснувшись Жемчужины.

Так было.

Запиши это, сын мой, и передай сыновьям своим. И да отринут они ересь, и да вознесут хвалы и молитвы единственному богу, живому воплощению ушедших предков — Солнцу.»

— Пол? — донеслось до меня из темноты. — Пол, ты не спишь?

Я пошарил рукой по направлению Катиного голоса и коснулся ее обнаженного бедра.

Спина затекла от непривычного лежания на твердом. Твердом… Другой рукой я ощупал пространство слева от себя. Какая-то ткань, а под нею… Подтянул материю к себе, смял, еще подтянул, чтобы понять, что же там… Похлопал ладонью, постучал костяшками пальцев. Похоже на камень. Вроде, камень, но не холодный. Вот тебе и проснулись…

— Катя, где мы?

— Не знаю. Давно не спишь?

— Не очень…

— Тут тряпка какая-то, прям на камне. У меня вся спина затекла…

— У меня тоже. Катя, что происходит?

— Пока не знаю. Пол, не волнуйся, разберемся.

Ее голос звучал непривычно. Здесь эхо? Оглядеться бы, да темно. Придется ощупью.

— Разве я могу волноваться рядом с самим лидер-инспектором? Конечно, разберемся.

— Шут.

— Я серьезно.

— Лидер-инспектор тоже человек.

— И даже женщина.

— И даже.

— В первобытных обществах, между прочим, главенствовали самцы, так что, если считать, что мы в пещере, вперед должен лезть я.

Катя фыркнула.

— Главные вперед не лезут. Так что, правильно, полезешь ты. Только осторожнее, Пол, мало ли что…

— Держи меня за пятку, — сострил я и тут же почувствовал крепкий браслет из Катиных пальцев на своей лодыжке. — Катя, я пошутил!

— Разумно. Ползи.

Водя руками по камню, я начал разведку. Катя не отпускала меня, передвигаясь следом. Смотрелись бы мы, конечно, ржачно, если бы кто-нибудь включил свет… Двое голых на четвереньках ползают по полу, причем один вцепился другому в пятку, как мать Ахилла, погрузившая младенца в воды Стикса, чтобы сделать сыночка неуязвимым.

Катя уловила мою мысль:

— Пятки буду менять, быстроногий.

— Благодарю, богиня, но так мне не догнать черепаху. Позволь все же встать с карачек, быстрее пойдет…

— Не позволю.

Я вздохнул и, в выставив руку вперед, коснулся вертикальной преграды.

— Вроде, до одной стены добрался, пошел вдоль…

— Доблестен ты, Ахиллес, на бессмертных похожий… — из темноты в районе моего таза донесся смешок.

— Я серьезно. Катя, я не помню «Илиады» наизусть, помилосердствуй!

— Полно лукавить: меня провести иль склонить не сумеешь! — в довершение к словам донесся шлепок, и мою ягодицу словно обожгло.

— Ай! — вырвалось у меня. Я зашипел, обернувшись: — Что за игрища? Нас куда-то затащили, пока мы спали, в какую-то камеру, надо быстро разобраться и думать, что дальше.