Станислав Гимадеев - Принцип четности

— Слушай, я у Кирилла не стал допытываться… Смурной он какой-то. Думаю, ты все равно, значит, в курсе дел… Что там с этим Бурзой-то? Прижали его городские?

— Пока нет, — ответил Сергей. — На днях должны прижать. Так и так все ясно. Чистяков во всем сознался, все рассказал. И про Бурзу, и про Смирнову… Даже показал, где труп ребенка Смирновой закопал. Ясна картина-то. Как божий день. Одному — «плюс», второму — «минус», а Чистякову — деньги.

— И сценарий тот же самый в обоих случаях?

— Конечно. Зачем его менять, Валера, если схема работает? А то, что ребенок задохнулся во время родов, так это издержки… Брак, своего рода.

— Я только одного не пойму, — пробормотал Валера. — Ведь все же могло вскрыться в любой момент! Любой мог проболтаться. В любой момент времени… Все так зыбко и ненадежно. На что они рассчитывали?

— Не знаю, Валера, — проговорил Сергей, пожимая плечами. — Кому ведомо, на что они рассчитывали? Сам Чистяков об этом молчит. Рассказывает только то, что касается самой технологии исполнения.

— Ладно, — произнес Валера. — А Артем? Какова его роль во всем этом?

— Очень скромная, — ответил Сергей. — Похоже, что он только доставлял записки. Сначала для Бурзы, потом для Лыткина. По просьбе папочки. И все.

— А город-то тут при чем?

— А кто сказал, что он при чем?

— Ну как… В город-то Артем зачем-то ходит? Кирилл же тогда, между прочим, был очень заинтригован…

— Он и сейчас заинтригован. Только здесь не видно никакой связи с делом Чистякова и Лыткина. Вот что забавно!

— Не может же Артем по собственному желанию туда ползать! Не может же, Серега!

— Скорее всего, — согласился Сергей. — Но Чистяков, по всей видимости, ни при чем. Нет у них никакой родни в городе. И друзей тоже нет. Выяснили на днях.

— Но Чистяков хотя бы должен знать про похождения своего сыночка!

— Говорит, что не знает. А может, не хочет говорить.

— Так тогда надо самого Артема прижать, — сказал Валера, начиная волноваться. — Кир, же собирался за ним чуть ли не сутками наблюдать… Я же помню. Ходил тогда как заведенный…

— Все правильно, — кивнул Сергей. — Только Артем почему-то пропал.

— Как это так? — удивился Валера. — Куда он мог пропасть?

— И всего за каких-нибудь пару дней, с тех пор, как мы накрыли Чистякова. Вот… Возьми и исчезни. С четверга его в резервации, вроде, никто не видел. Даже сама мамаша не знает, где ее сын. Вот и считай: четверг, пятница и сегодня. Три дня его нет. Если он в городе, то что он так долго там делает?

— А если нет? — сказал Валера озадаченно. — Если не в городе? Тогда где? В лесу, значит, шишки собирает?

— Спроси что-нибудь полегче.

— Что бы тебя спросить полегче? — задумался Валера, но ничего придумать не успел.

Протяжный трубный стон донесся из глубин квартиры. Потом послышался глухой удар.

— Е-мое… — бросил Валера. — Палыч пробудился.

— Серебряков! — долетел из комнаты отчаянный возглас Глеба.

Сергей и Валера быстро покинули балкон.

Дверь в маленькую комнату чуть-чуть приоткрылась, что-то забряцало и заскреблось за ней.

— Кажется, я, наконец, увижу Палыча, — произнес Сергей. — Когда-то это должно было случиться! Вот он этот торжественный момент…

— Инъекцию срочно! — рявкнул Глеб.

Из-за двери послышался глухой, хриплый звук, затем опять последовал тупой удар о стену. Дверь еще раз конвульсивно дернулась.

— Да живее ты! — воскликнул Глеб. — Видишь, он не в духе!..

— Сам-то не можешь, что ли! — огрызнулся Валера, хватая со стола полупустую бутылку водки. — Почему все время мне приходится…

— Шевелись, родной! — взмолился Глеб. — Выползет же сейчас — хрен обратно загонишь!

Валера взял в другую руку стакан, кусок хлеба, огурец и ринулся к двери.

— Двойную дозу закачивай! — крикнул вдогонку Глеб.

— Кого ты учишь, курсант? — презрительно бросил Валера и стремительно скрылся за дверями маленькой комнаты.

Презентация Палыча в очередной раз не состоялась. Сергей покачал головой и рухнул на диван рядом с Кириллом. Тот уже вовсю размахивал руками.

— Да не виноват человек, не виноват! — распаляясь, выкрикивал он. — Ни при чем он, пойми ты, Май!

— Как это ни при чем? — ухмылялся Глеб, теребя ус. — Бросьте вы мне его защищать-то!

— Это его вынуждают обстоятельства! Понимаешь?

— Нет. Никто и ничто его не вынуждает.

— Ведь не люди же выбрали резервацию, Май! Не люди. Это резервация их выбрала! Это она их довела до такого скотского состояния! Разве они виноваты?

— Разве я говорю, что они виноваты? — всплеснул руками Глеб. — Они просто люди и все.

— Но это ты же постоянно, понимаешь, талдычишь, что человек — это скотина!

— Конечно, скотина. Еще какая. Только он в этом и правда не виноват. В том, что он — скотина. И не надо, обер-лейтенант, списывать скотство на внешние обстоятельства.

— Почему это не надо! — упрямо выпалил Кирилл. — Если человека они постоянно окружают!.. Эти проклятые обстоятельства!

— Вот именно! — Глеб поднял вверх палец и откинулся в кресле. — Сначала чума, потом война, сегодня резервация, завтра землетрясение или нашествие пришельцев… Бедненькому человечку всегда подсовывают какие-то обстоятельства. А он, бедняга, ползая в собственных испражнениях, пыхтит: «До чего же меня довели обстоятельства!» Да эти обстоятельства только для того и нужны, чтоб снова и снова человечку показать: смотри, кто ты есть, смотри и не обольщайся! Это просто большая, огромная линза…

— Или кривое зеркало, — вставил Сергей.

— Тоже хорошо… — согласился Глеб. — Вот же ты кто, человечишка, вот, гляди на себя, любуйся! «Хомо дерьмос». И Чистяков тебе это лишний раз продемонстрировал. Да, господа хорошие… — Он откинулся в кресле. — «Оптимист надеется, что мы живем в лучшем из миров, пессимист боится, что так оно и есть». Жаль, что это сказал не я.

— «Лучшем из миров», «лучшем из миров»… — буркнул Кирилл. — Ты резервацию, что ли, имеешь в виду?

— Я — в общефилософском смысле, — высокопарно сказал Глеб.

— Ай, ну тебя в баню! — сказал Кирилл недовольно. — Вместе с твоей философией!.. Все-то ты видишь в мрачном свете. Зачем ты такой циник, Май? Вот скажи мне, как это тебе жить не противно? А, Май?

— А это уже тонкая работа, — проговорил Глеб, поглаживая бороду.

Потом он откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и размеренно продекламировал:

Победило ль зло в борьбе с добром?

Иль взаправду рождены мы злом?

— Стихи пошли, — проговорил Кирилл, повернувшись к Сергею. — Значит, он уже выдохся.