Дэвид Эддингс - Алмазный трон

- Неужто? А он просил тебя об этом?

- Нет, то есть да, то есть не то, чтобы меня, но... - Ульсим сник.

- Тебе известно, что думает Эрашам о тех, кто действует без его на то воли? Многие из них потеряли свои головы.

Ульсим затрясся.

- Ну, я думаю, он простит тебя, если я расскажу об этом случае. Ведь ты же его любимейший ученик... Что-нибудь еще, Ульсим?

Побелевший от страха Ульсим затряс головой.

- Тогда мы с моими друзьями пойдем, - сказал Перрейн и повел их прочь из шатра.

Пока они ехали через палаточный лагерь, раскинувшийся вокруг Дабоура, Перрейн со знанием дела рассуждал о том, как плохо теперь обстоят дела с торговлей скотом. А между хаотично раскиданных шатров носились ватаги грязных голых детей, и худые скучающие собаки поднимались из тени каждого шатра, чтобы, лениво полаяв на проезжающих, снова свалиться в прохладный песок в тени.

Наконец они подъехали к дому Перрейна. Он стоял на расчищенном участке земли за палаточным лагерем и представлял собою кубическое глыбообразное строение.

- Прошу, почтите мой дом, - воскликнул Перрейн, - и расскажите мне поподробнее об этом пастухе.

Они вошли. Внутри было сумрачно и прохладно, весь дом представлял собой единственную комнату. С одной стороны были неприхотливые кухонные принадлежности, с другой стороны - кровать. Несколько больших кувшинов из ноздреватой глины висели на потолочных балках, сочась мелкими капельками влаги, которая падая собиралась в лужи на каменном полу. Посреди комнаты стоял стол и две скамьи.

- Здесь не слишком роскошно, - извинился Перрейн.

Спархок бросил многозначительный взгляд на окно в противоположной стене дома, которое показалось ему не совсем прикрытым.

- Здесь можно говорить спокойно? - тихо спросил он.

Перрейн рассмеялся.

- Конечно, Спархок. Я сам посадил терновый куст под этим окном, и собственноручно его поливаю. Ты будешь поражен, когда увидишь, каким здоровенным он вымахал и какие длинные у него шипы. А ты прекрасно выглядишь, мой друг. Ведь мы не виделись еще с послушнических времен. Перрейн говорил с легким акцентом - в отличие от большинства пандионцев он не был эленийцем, а пришел откуда-то из срединной Эозии. Спархоку он всегда нравился.

- Похоже, ты научился здесь говорить, Перрейн, - сказала Сефрения, а раньше всегда был таким молчуном.

Перрейн улыбнулся.

- Это из-за моего выговора, Матушка. Я не хотел, чтобы надо мной смеялись. - Он взял обе ее руки и поцеловал их ладони, потом испросил благословения.

- А Кьюрика ты помнишь? - спросил Спархок, когда Сефрения благословила Перрейна.

- Конечно, - ответил тот. - Он же обучал меня обращаться с копьем. Здравствуй Кьюрик. Как Эслада?

- Чудесно, сэр Перрейн. Я расскажу ей, что вы ее помните. Вы не объясните, что все это означало, я имею в виду этого индюка Ульсима.

- Он один из подхалимов, которые называют себя слугами Эрашама.

- Он и правда любимый ученик?

Перрейн презрительно фыркнул.

- Я сомневаюсь, что Эрашам хотя бы подозревает о его существовании, а тем более знает его имя. Ибо бывают дни, когда он и собственного вспомнить не может. Да тут куча таких Ульсимов, любимых учеников, которые бродят, мешая жить честным людям. Скорее всего наш пучеглазый друг уже где-нибудь в пустыне, миль за пять, да еще скачет во весь опор. Эрашам строг с теми, кто преступает ту маленькую власть, которую он даровал им. Давайте присядем.

- Но как тебе удалось добиться здесь такого влияния, Перрейн? спросила Сефрения. - Ульсим так перепугался, будто ты по меньшей мере король.

- Это вовсе не трудно. Мое влияние зиждется на гастрономии. У Эрашама после долгих лет подвижничества осталось только два зуба, а я каждую неделю посылаю ему изрядный кусок нежнейшей молочной телятины, как знак молчаливого почтения. А старики - они ведь заботятся о своем желудке, и Эрашам испытывает ко мне особую благодарность за это. А люди вокруг него не слепые, они считают меня любимцем Эрашама. Ну а теперь, может быть, вы расскажите, что привело вас в Дабоур?

- Нам необходимо поговорить здесь с одним человеком, и не привлекая к этому постороннего внимания, - ответил Спархок.

- Мой дом в вашем распоряжении, уж извините, такой, какой есть, усмехнулся Перрейн. - А что это за человек?

- Медик по имени Тэньин, - сказала Сефрения, приподнимая покрывало с лица.

Перрейн внимательно посмотрел на нее.

- Ты и правда выглядишь нездоровой, Сефрения, но неужели не нашлось врача в Джирохе?

Сефрения улыбнулась.

- Это не для меня, Перрейн. Это совсем для другого дела. Так ты знаешь этого Тэньина?

- Каждый в Дабоуре знает его. Он снимает комнаты за аптекарской лавкой на Главной площади. Ходят слухи, что он занимается магией, и теперь здешние фанатики пытаются поймать его за этим.

- Видимо нам стоит прогуляться до этой площади, - сказал Спархок.

Перрейн кивнул.

- Только лучше сделать это когда стемнеет. Мне тоже пойти с вами?

- Нет, лучше мы с Сефренией отправимся одни, - ответил Спархок. Тебе ведь жить здесь, а нам нет. Раз Тэньин находится под подозрением, посещение его может поставить под угрозу твое положение в Дабоуре.

- Держись подальше от всяких темных проулков, Спархок, - проворчал Кьюрик.

Спархок поманил к себе Флейту, и она послушно подошла к нему. Он положил руки на ее плечики и посмотрел ей в глаза.

- Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с Кьюриком, - сказал он.

Девочка посмотрела на него мрачно и состроила гримасу.

- Перестань, и слушай меня. Я говорю серьезно.

- Лучше просто попроси ее, Спархок, - посоветовала Сефрения. - Не пытайся ей приказывать.

- Пожалуйста, Флейта, - умоляюще проговорил Спархок. - Пожалуйста, останься здесь.

Флейта улыбнулась, сложила руки перед собой и сделала реверанс.

- Вот видишь, как это легко, - улыбнулась Сефрения.

- Ну, раз у нас еще есть время, я приготовлю что-нибудь поесть, сказал Перрейн, поднимаясь.

- А вы знаете, что все ваши кувшины протекают, сэр Перрейн? - сказал Кьюрик, указывая на лужи на полу под сосудами.

- Да, конечно. Это создает некоторый беспорядок на полу, зато помогает поддерживать здесь прохладу, - он подошел к очагу и принялся копаться среди своей кухонной утвари. Затем развел в очаге костер из сухих шаров перекати-поля. Повесив над огнем котелок, он взял большой чугунный горшок и налил туда масло. Устроив горшок прямо на горящих угольях, Перрейн достал из большого прикрытого сосуда несколько кусков мяса. Когда масло закипело и забулькало, он бросил в горшок мясо. - К сожалению, сегодня у меня только баранина, - извинился он. - Я не ожидал гостей. - В горшок были насыпаны всевозможные приправы, а потом Перрейн расставил на столе тяжеловесные тарелки. Вернувшись к очагу Перрейн извлек из какого-то небольшого сосуда горсть чаю, бросил его в кружку и залил кипящей водой из котелка. - Для тебя, Матушка, - с улыбкой сказал, передавая Сефрении кружку.