Роман Буревой - Император Валгаллы

— Мои люди! Это же мои люди! — закричал живой император.

— Конечно, — отвечал призрак и положил самозванцу на плечо призрачную ладонь.

Рука призрака показалась повелителю скалы такой тяжелой, будто была сделана из камня. Он попытался ее сбросить, но не смог. Ледяные пальцы проникали в глубь его тела, тянулись все ниже и ниже, туда, где, захлебываясь от страха, билось еще живое сердце.

— Он уходит, — сказал эльф Орловский, трогая Виктора за рукав. — Видишь вон ту трещину в мортале, что имеет два тупика?

— Вижу, конечно, — Виктор не удержался и коснулся Орлика рукой.

Но тут же вскрикнул и отшатнулся — Ланьеру показалось, что кто-то изо всей силы сдавил его пальцы. Чудом — не переломал.

— Ни в коем случае нельзя этого делать, — сказал Поль, — когда включена «Нема».

— Ты видишь призрака? — Виктор несколько раз тряхнул рукой, пытаясь пересилить боль.

— Конечно.

— Он уходит, — повторил Орловский.

— Кто?

— Хьюго.

Виктор схватил бинокль и кинулся к иллюминатору.

Призрак не ошибся — Хьюго в самом деле убегал: сейчас он уже миновал где-то половину мортала и счастливо избежал первой развилки, где мог свернуть в тупик. Видимо, как только началась атака, он ускользнул через заднюю калитку, бросив нового хозяина на произвол судьбы. У начальника охраны не было снегоступов или лыж, он шел пешком, увязая в только что выпавшем снегу.

— Ты можешь опустить «Повелителя»? — спросил Виктор у герцога.

— Пока работает «Немезида» — нет.

— Мне нужно выйти. Моя остановка.

— Спустись по лестнице.

Виктор огляделся, отыскивая подходящее оружие. Взгляд его упал на охотничье ружье в чехле. Он взял ружье и патронташ. Виктор открыл кабину, выбросил лестницу и стал спускаться. Лестница раскачивалась: в мортальной трещине ветер дул, как в аэродинамической трубе. Лестницу болтало так, что Виктору стало казаться, что он сейчас сорвется. Или умрет. Он висел так минуты две или три, сумев преодолеть метра полтора. Неожиданно «Повелитель» пошел вниз — значит, герцог отключил «Немезиду». До земли было метров пять, когда Виктор наконец сорвался и рухнул вниз. Снег был здесь неглубокий — намести не успело, полметра, не больше, а местами и того меньше. Кое-где проглядывала голая земля. Ланьеру повезло — он упал там, где пласт был толще всего. Когда он выбрался, «Повелитель» вновь уже поднялся выше деревьев.

Виктор стоял один-одинешенек посреди мортальной трещины. Не торопясь, он достал из чехла ружье, зарядил оба ствола и двинулся навстречу Хьюго, проваливаясь то и дело по колено. Начальника охраны Виктор заметил первым. Тот совершенно вымотался, весь упрел, куртка его была распахнута, от разгоряченного тела шел пар. Он был без шапки, через плечо стволом вниз висел автомат.

— Хьюго! — крикнул Виктор.

Беглец остановился, поднял голову.

— А, герцог! — Хьюго изобразил улыбку. — Как я рад тебя видеть! Помоги мне выбраться из этой чертовой трещины. Я все еще хромаю. Это ты прострелил мне ногу. По твоей милости я чуть не погиб. — При этом рука его очень медленно тянулась к автомату.

— С чего ты решил, что я буду тебе помогать? — скривил губы Ланьер.

— Ты же интеллигентный человек. — Улыбка Хьюго сделалась еще шире.

— Я притворялся. — Виктор поднял ружье.

Он прицелился Хьюго в лоб, потом вспомнил рассказ Ли, взял ниже.

Хьюго рванул автомат.

Ланьер выстрелил. Из двух стволов — в живот.

В следующий момент «Повелитель» начал вновь опускаться. Корабль шел вниз и одновременно вперед. В следующий миг фиолетовое свечение под брюхом коснулось макушек деревьев справа. Их срезало, ветви и щепа полетели в стороны. А «Повелитель» скользил все дальше, круша деревья.

— Поль! — Виктор закричал и зачем-то понесся вслед за кораблем.

Но куда человеку тягаться с этой чудо-машиной! Корабль был уже у самой земли. Мортальные великаны ломались, соприкасаясь с его защитным коконом, как спички. «Повелитель» коснулся снега, и белое облако окутало похожий на ракету корпус. «Повелитель» замер. Виктор подбежал к застывшему в снегу кораблю, двери кабины открылись ему навстречу.

— Что случилось? — крикнул младший Ланьер.

Поль сидел за пультом неподвижно. Потом повернулся, окинул сына взглядом.

— Ружье не потерял?

— При мне. Какие-то неполадки?

— Нет. — Поль говорил совершенно спокойно. Равнодушно даже. — Еще один парень захотел с тобой пообщаться. Но я решил воспрепятствовать.

— Лобов, — выдохнул Виктор.

— Теперь это вряд ли удастся восстановить.

Бронемашина снесла ворота и ворвалась в крепость. Выскочивший из нее человек увидел пустой двор, а посредине — вкопанный в землю кол. Кол был залит кровью и испражнениями, а на колу, бездвижное, было насажено обнаженное человеческое тело. Голова умершего свесилась на грудь, а лицо казалось покойным, даже умиротворенным. Каланжо смотрел на мертвого генерала, и ему казалось, что тот усмехается.

Люди герцога, которые прибыли вместе с Каланжо, кинулись обыскивать замок. Им никто не оказывал сопротивление. Впрочем, в крепости остались в основном женщины и дети, а из мужчин — прежние обитатели крепости, мастеровые, бессмертники. Их всех выгнали во двор. Увидев кол с изувеченным мертвым телом, многие заплакали.

— Григорий Иванович! Защитник ты наш! — голосили женщины.

— Где валгалловцы? — спросил Каланжо.

— Они все погибли, — ответил ему Войцех. — Мы сложили тела в конюшне и засыпали хлоркой.

— Тебе нравится в пещерах? — спросил герцог, не пытаясь скрыть своей гордости. Сразу было видно: он обожает эти каменные лабиринты, аскетический быт и дух средневековья. Все это — его стихия.

— Не особенно, — поморщился Виктор.

Он лежал на кровати в одной из комнат, окружавшей главную пещеру, и даже не удосужился встать, когда герцог вошел.

Виктор принял душ, Терри обработала ожоги и ссадины на его теле. Но ни это, ни маленькие радости дикой жизни, такие как жаркое из настоящего мяса или терпкое местное вино, не могли примирить Ланьера, человека, пропитанного (или отравленного) цивилизацией до мозга костей, со здешним миром.

— Ты даже не спрашиваешь, что произошло с вратами. — Поль придвинул стул и сел рядом с кроватью.

Виктору каждый раз приходилось делать над собой усилие, напоминать, что этот человек — его отец. Но это было чисто умозрительное осознание факта. Ничего родственного, близкого между ними не было. Неестественно молодой Поль почему-то раздражал его уже не слишком молодого сына, и Виктор не находил нужным это раздражение скрыть.