Георгий Мартынов - Каллисто

Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка была его беспредельная поверхность.

Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально всматривались в небо.

Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое здание, назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг в друга, — это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку. Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи. Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего инженера корабля спокойное выражение, — справа.

Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии рисунка создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и устремится вверх.

Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри. Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня и его спутников.

Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна не имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и казались почти что нереальными.

Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами, покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость.

Все шестеро смотрели в небо, полное блеска.

Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная глубина. Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса, висевшего в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома — все дышало зноем, но каллистяне не замечали этого.

Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему рядом.

— Если расчет Диегоня правилен, — сказал он, — звездолет должен уже показаться.

— Как же он может быть неправильным?

Старик улыбнулся.

— Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться?

— А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? — вместо ответа спросил Вьег Диегонь. — Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они прилетят в определенное время, то так и будет.

Он вдруг подался вперед и протянул руку.

— Вот они!

Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся точек небе?.

Но, очевидно, не один он что-то увидел.

— Летят, летят! — раздались взволнованные голоса.

Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел подлетающий межзвездный корабль.

На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо возились у небольшого аппарата.

— Вы готовы? — крикнул им Женьсиньг.

— Готовы! — ответили оттуда.

Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался ослепительно белым.

— Одиннадцать лет тому назад, — сказал Женьсиньг, — двенадцать героев улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных событий в истории нашей планеты.

Звездолет опускался.

И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно.

— Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет назад, — сказал Вьег Диегонь.

Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на Кетьо.

Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят миллионов километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на Каллисто, лучи Рельоса — Сириуса были все же слишком жаркими для людей, привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты.

Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто(на Кетьо было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти детально разработанную программу постепенной тренировки, которая должна была приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало, и экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц.

Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей, терпеливо дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что из-за них страдают друзья.

— Нельзя рисковать, — отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. — Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее.

Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то ему не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит.

Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит.

— Не меня одного, — ответил Гесьянь. — Синьг также тревожится, но лучше меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма. Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце.

— Поговорите с Георгием, — сказал Широков. — Он хорошо знает Мьеньи.

— Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только на Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие определить, в чем разница между ним и Мьеньи.

— У нас есть Вьеньянь.