Дмитрий Воронин - Чаша Торна

Странно…

Он огляделся. Тьма… нет, не совсем. Там, вдалеке, что-то виднеется, какой-то свет. Значит, надо идти туда, к свету.

Он пошел вперед, удивляясь, что не слышит своих шагов. Холод наползал отовсюду, но это был какой-то другой холод, не та стужа, что превращает человека в безвольную обледенелую статую, нет… Ощущения были совсем другими, и он не мог подобрать нужных слов, чтобы описать их. Не важно — впереди свет, и надо идти к нему.

Он шел по тоннелю, приближаясь к источнику света. Теперь он различал две фигуры, ожидавшие его… Пожалуй, это Айрин и Брик… Хотя нет, одна из фигур была женской, но вторая по размерам превосходила невысокого юношу. Кто же это?

«Вот ты и пришел, Ронни…» — Женский голос звучал, казалось, прямо у него в голове. Рыцарь мог бы поклясться, что слышит его не ушами.

Это была не Айрин. Теперь он ясно видел это, хотя так и не мог разобрать лица женщины. Но что-то шевельнулось в памяти, что-то давно и прочно забытое. Одна женщина когда-то называла его так. Очень давно.

«Кто ты?» — Он произнес эти слова, но звук, так же как и услышанный им ранее, шел явно не изо рта.

«Ты не узнаешь меня? Неужели твоя память так коротка, Ронни? Мы столько пережили вместе…»

«Кора…»

«Все-таки узнал… Я рада». — В голосе прозвучал легкий смешок.

«Кора, но ты же… ты же мертва!» — Рон изо всех сил пытался разглядеть ее лицо, но не мог — вокруг все плавало в тумане, до неузнаваемости искажавшем черты лица собеседницы.

«Конечно. Уже давно… впрочем, ты знаешь. Пойдем?»

«Куда? И кто это с тобой?»

«Это я… сынок». — Мягкий мужской голос подействовал на Рона как удар дубины. Много, много лет он не слышал его, но никогда не мог забыть.

«Отец?..»

«Да, сынок, я… Жаль, что так получилось, ты пришел слишком рано».

«Отец… Кора… где я?»

«Ты еще не понял?»

«Я…»

Он понял. Это место не раз упоминалось в богохульствах и страшных сказках, в проповедях священников и в древних книгах. Ледяные каменоломни Чара… Но если он здесь, значит, он мертв?

«Что делает здесь этот человек?» — раздался новый голос, холодный и равнодушный.

«Присмотрись к нему, Джос, узнаешь?»

«Джос?..»

«Рон?.. Как ты здесь оказался?»

«Странный вопрос, Джос. Видимо, пришло время…»

«Ерунда!» — Голос Джоса, как и при жизни, был спокоен и размерен. Его тень колыхнулась в тумане, повернувшись к двум другим теням. — Вы что, совсем ничего не видите? Тогда посмотрите на его лицо!»

«Хм-м… постойте, но ведь он…»

«Вот именно… И я опять спрашиваю тебя, Рон, что ты делаешь здесь?»

«Джос, я… я очутился в темноте и просто пошел к свету…»

«Уходи!»

«Уходить? Но… куда?»

«Туда, откуда явился. Назад. Твое время еще не пришло».

Как по команде, все три призрачные фигуры повернулись к Рону спиной и стали медленно и беззвучно удаляться. Он несколько секунд смотрел им вслед, недоумевая, а затем пошел обратно во тьму, чувствуя, как с каждым шагом холод все глубже и глубже проникает в тело, как все труднее и труднее становится двигаться… Он все больше и больше терял ощущение собственного тела, пока наконец не утратил его полностью, снова очутившись во тьме, в молчании, в ледяной пустоте. Ему вдруг страстно захотелось увидеть хотя бы искру света, и он, напрягшись, что было силы зажмурился, а потом резко раскрыл глаза.

В глаза ударил яркий свет, льющийся с безоблачного синего неба. Рон лежал на камнях и боковым зрением видел Брика, склонившегося над безжизненным телом Айрин. Кажется, он пытался что-то влить ей в рот.

* * *

Они стояли на неровной каменной поверхности, еще не вполне остывшей, местами дымящейся. К тому же там, позади, по-прежнему бушевало пламя, медленно уступая позиции и отходя в глубь земли. Лишь на две трети ушедший в скалу каменный постамент говорил о том, что недавно здесь плескалась раскаленная лава.

Они были живы — Рон и Айрин — благодаря волшебным свойствам крови дракона, отданной добровольно. И не было больше в этом мире дракона, готового пожертвовать свою кровь, — последний, Великий Гранит, теперь лежал где-то среди скал, его избитое и изломанное тело успокоилось навсегда. Брик баюкал сломанную в нескольких местах руку. Пройдет немало времени, прежде чем он сможет держать ею хотя бы ложку. У него еще было сломано несколько ребер, да и левая нога изрядно пострадала. И все же именно ему удалось, очнувшись от чудовищного удара, доползти до мертвых друзей, чтобы по капле влить им драгоценное лекарство. Гном был изрублен страшно, хотя кровь уже свернулась и не просачивалась сквозь повязки. Его кольчуга годилась разве что на лом, выщербленная секира с измочаленной ударами меча рукоятью висела, как обычно, на поясе, а на голове гнома сияла древняя корона подгорных королей — он сдержал слово и заслужил право носить ее. И еще он думал о том, что Тайрина больше не придет к нему в том страшном сне… а если и придет, то во сне добром и светлом, придет вместе с сыном, живым и здоровым, может быть, даже уже основательно подросшим. Придет не для того, чтобы звать его к себе до срока. Почему-то он был уверен в этом.

Тело грифона было предано земле. Флар так и не нашел компромисса между мужеством и осторожностью и пал, защищая тех, кого втайне даже от самого себя называл своими друзьями. Рон поклялся, что найдет других грифонов и расскажет им о последних днях жизни их сородича — Флар заслужил, чтобы о нем помнили.

— Вот и все… — вздохнула Айрин.

— Да, — эхом отозвался Рон. — Мы победили…

— Только победали это? Погибли Гранит, Флар…

— Вечная им память. И все же… Зло не вошло в мир, мы сумели остановить его. Все мы… все вместе. — Рон оглядел друзей, — Что ж, из нас получилась неплохая команда, верно? Может быть, нам и дальше стоит держаться друг друга? Как думаете?

И четыре руки сомкнулись над остывающим камнем.

Глава 16 КРИК

Боль! Боль терзает каждую частичку моего тела, пронзает все мое существо, заставляет кричать так, как не кричал никогда в жизни. Но никто не слышит моего крика. Пламя пожрало мою плоть и сейчас лижет кости в бессильном стремлении превратить их в пыль, в золу, в шлак. Пламя сожгло мои легкие, и мой вопль раздается только в моем мозгу.

О, какая боль! Ее невозможно вынести, любой человек, испытавший такое, просто умер бы от боли…

Но я — не любой.

Мое тело пылает, мои глаза давно лопнули, обожженные пламенем земных недр, но я все еще вижу. Почему, как — не важно. Я вижу, как огонь бьется в моей груди, как обнажаются кости, сразу покрываясь обугленной коркой. Кости устоят. Я знаю.

Боль сводит меня с ума. Я кричу… беззвучно, безнадежно… никто не придет на помощь… Теперь я знаю, ад вовсе не ледяной, он огненный, сжигающий, превращающий в пепел. И дарящий немыслимую, непереносимую, убивающую боль. Но я все еще жив.