Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

— Ладно, бредни с Сатаной отложим в сторону, — прервал его Руди. — О твоем пути догадываюсь. После тиранозавра стал ясенем, потом внедрился в человеческое первобытное общество и был людоедом…

— Ну-ну, художник, — примирительно улыбнулся Старпом. — Не надо преувеличивать, в тебе заговорила застарелая ненависть ко мне. Нет, людоедом я не был. Но смутно помню, что был дворянином и писателем. Так, неважным писателем. Потом еще ряд каких-то сереньких существований-метаморфоз…

— Кстати, почему твои собратья — мыслящие деревья ничего не помнят о своих былых жизнях?

— Опомнись, художник. Я ведь изначальное явление, и мои метаморфозы шли из глуби миллионолетий в будущее, а у тех наоборот. Верочка-вербочка, твой любимый дед и все остальные думающие деревья возникли в будущем после ядерной войны. Это просто мутанты.

— Извини, я действительно запамятовал, — смутился Руди. — Статус твоего нынешнего существования иной. Так сказать, с космическим и метафизическим уклоном.

— Верно. Ты малый сообразительный, — одобрил Старпом. — Итак, после неясных сереньких существований я…

— Стал все же людоедом, — с иронией ввернул Руди.

— Не терзай душу, художник! — взвыл Старпом и в отчаянии обхватил голову руками. Помолчав, он продолжал: — Да, твои родители все рассказали и показали, ты многое знаешь. А знаешь ли, до чего сейчас омерзителен мне этот Дальвери, этот плюгавенький вождь и мудрец. В своих прошлых жизнях я тоже зверствовал, но с великим смыслом, с целью вырвать тайну. А тот… Нет, тот лютовал без всякого смысла. Вот уж людоед так людоед, каких и во всей Вселенной не было. И самое странное в том, что этот подонок — я, мое вечное будущее. Вечное!

«Однако сейчас он здорово переживает. Сложный тип», — подумал Руди и сказал:

— Вижу, что раскаиваешься. В образе ясеня ты начинаешь мне нравиться.

— Спасибо, художник. Спасибо, друг, — с просветлевшим лицом сказал Старпом. — Это все жаба, это Вычислитель вычислил нам с тобой дурацкую космическую судьбу. И это идиотство будет повторяться бесчисленное множество раз, без конца, если не сумеем вырваться из петли.

— Петля, кольцо времени… Вспомнил! — воскликнул Руди и рассказал о безуспешной попытке деда-тополя шагнуть в будущее, о том, что какая-то сила закружила его, завертела и бросила на место.

— Это он легко отделался, — усмехнулся Старпом. — Он не космический, как мы с тобой, а местный. Потому и попал в местные колечки времени, в земные микровихри. Нам же с тобой предстоит долгая, в миллиарды лет, космическая круговерть.

— Аж голова кружится…

— Охотно верю. Земному человеку, в каковой стадии ты сейчас пребываешь, нелегко свыкнуться с этими дьявольскими штучками Вселенной.

— Ладно. Предположим, что в далеком прошлом я призраком побывал на этой планете, поиграл на дудочке, побеседовал с тиранозавром. А потом?

— Потом, покинув планету, ты, видимо, какое-то время блуждал по Вселенной, набрел на волшебную галактику и материализовался под счастливыми облаками. Я же продолжил свой нелепый путь на этой планете: тиранозавр, ясень, смутные метаморфозы и в качестве апофеоза… — Губы Старпома не то иронически, не то страдальчески искривились. — В качестве апофеоза — людоед Дальвери. Когда он подох… то есть когда я умер и с облегчением сбросил вещественную шкуру этого подонка, то сразу же отправился по предначертанному мерзкой жабой космическому пути и очутился под счастливыми облаками. Ты был там уже вполне законченным пошляком… Ну-ну, не надо морщиться. От космического дьявола у тебя тогда осталось лишь сатанински-гениальное творчество да отдельные жуткие выходки вроде мясорубки на корабле. Да, были дела… Потом наше вещественное бытие под дурацкими облаками кончилось, а дальше… Вот дальше мне не совсем понятнl: hо, все в каком-то туманчике. Ясно одно: мы снова на планете Окаянной. Ты — призрак, потом Руди. А я опять тиранозавр, потом ясень… Тебе не кажется, что мы беседуем вот под этим ясенем уже не первый раз?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Может быть, хватит на сегодня?

— Пожалуй, хватит. Все это надо переварить. Расстались они как-то странно, с каким-то чуть насмешливым и в то же время дружеским расположением. А тут еще Старпом пробормотал что-то странное:

— Ну а вдруг… В это не очень верю, но, если вдруг мелькнет в твоей памяти, что я не раз пытал тебя, не обижайся. Пойми, что я был зверем не из любви к палачеству. Какой там зверь, когда душа изнывает от жалости ко всему живому…

Дома Руди, как и следовало ожидать, оказался росистым ранним утром. Только дед на сей раз не улыбался, не нежился в лучах солнца, а беспокойно расхаживал в тени под тополем.

— Ну как? — с тревогой спросил дед.

— Представь, Старпом совсем не страшный. Мне он понравился, но ошеломил, рассказал такое, что голова кругом идет.

Вдали из кустарника пугливо выглядывал Мистер Грей и жестами подзывал Руди к себе.

— Завтрак, Руди! — отважился крикнуть он. — Завтрак готов!

— Вот у кого голова кругом идет, — рассмеялся дед. — Все еще боится подойти ко мне. Иди. Потом поговорим.

Днем Руди смотрел фильмы и проверял в пилотской кабине маршрут корабля. У него была надежда, что вся эта чертовщина происходила не на той планете, где жили раньше родители, а на другой. Но нет, отец прав: корабль, стартовав с планеты Земля, попал не в суперпространство, а в супервремя и висел на одном месте долгие годы, столетия, промелькнувшие, однако, для экипажа за минуты. За эти годы (по земному времени) термоядерная война испепелила планету, от разбитой Луны остались обломки и пыль. Планета Земля стала планетой Окаянной: призраки, мыслящие тиранозавры, искаженная история, ядерная война, радиоактивный пепел, деревья-мутанты… Круг где-то замыкается. И снова: призраки, тиранозавры… Планета вертится как белка в колесе.

— Пожалуй, ты прав. Белка в колесе, — подумав, согласился дед, когда Руди рассказал все, что он узнал от Старпома. — Но вот как планета попала в петлю? Хоть убей, не пойму.

— И я не знаю. Но это факт. Старпом уверяет… — Руди поморщился. — Он говорит, что это мои проделки. Дескать, шутка Сатаны.

— А, это о том, что ты промчался по планете ураганом и стал привидением? А почему бы и нет?

— Ну, дед, ты даешь. Такой чепухи от тебя не ожидал.

— Опять за свое, — с досадой проворчал дед. — А твои нынешние странствия во времени? Это что? Тоже мистика и чепуха?

— Да, ты прав. Надо подумать.

— Думай, дружок. Думай.

Несколько дней Руди был во власти мучительных раздумий. То сидел где-нибудь на пригорке, то часами ходил по кают-компании из угла в угол. «Мечусь как зверь, загнанный в клетку, — усмехался Руди. — Где же выход?»