Сергей Лукьяненко - Джамп (Сборник)

– Мертв.

– Его убил ты?

– Нет. Мне кажется, он был хороший человек, Пер. Я бы не смог его убить.

– А плохого – можешь?

– Могу, – честно признался я. – Теперь могу.

Наставник отвел взгляд. Посмотрел на пол, где стояли две нераспакованные сумки. Наверное, где-то в них были фотографии, украшавшие раньше стену.

– Ты действительно на него похож… – прошептал Пер. – Но даже Ник не сумел бы справиться с Гибкими… и дойти голым до интерната.

Мной овладела какая-то тоска. Все было безнадежно. Можно геройствовать, сражаться с Чужими и бить морды подонкам человеческого рода. Но невозможно обмануть целый мир.

– Что меня ждет, Пер?

– Не санаторий, конечно. Санаторий – для людей, пусть даже плохих.

– И все-таки?

– Мы должны понять, кто ты, – сухо проинформировал Пер. – Как сумел догнать нас. Как подменил Ника.

Я засмеялся:

– Понять цивилизацию куда проще, чем одного человека. А я и этого не сумел. Вы как кривое зеркало. Все на месте – а отражается сплошное уродство.

– На твой взгляд, Петер. – Наставник небрежно опустил руку на активатор терминала. – Ты собираешься сопротивляться аресту, Петер?

– Не знаю.

– Лучше не пробуй.

Он продолжал держать меня цепким, почти ощутимым взглядом.

– Знаешь, что я сейчас сделаю?

– Вызовешь сюда отряд регрессоров.

Наставник засмеялся. Посерьезнел и сказал нарочито вслух:

– Контроль среды. Двухчасовой снегопад над территорией интерната. Распоряжение отдал Наставник Пер. Цель – урок плохой погоды.

Я молчал.

– Знаешь, зачем я собираюсь замести твои следы?

– Чтобы не тревожить детей.

– Правильно, Петер. Ты порой ведешь себя почти как человек… Конечно, отпечатки босых ног на снегу – это здорово. Этобудит воображение старших детей, дает пищу для страшилок младшим. Но только не в том случае, когда рядом – санаторий для тяжелобольных. Я как-нибудь пробегусь сам по снежку. Когда санаторий перекочует далеко-далеко… и дурных мыслей следы не вызовут. Пусть дети вспомнят легенды о ледовых людях, зароются в книжки по истории, начнут закаляться сами…

– Наставник Пер, – сказал я. – Ты меня тоже поражаешь. Ведешь себя как человек. Но когда из-под следствия высовываются причины – они смердят, как падаль.

– Кто ты, чтобы судить нас?

– Человек.

– Ты чужой человек. Ты регрессор Тени.

Только теперь безысходность отпустила меня. И Геометры ошибаются.

– Нет, Наставник Пер. Вы так боитесь врагов, оставшихся за спиной, что не смотрите вперед. Здесь, на краю Галактики, есть планета под названием Земля. На ней живут люди – такие же, как вы. Только на мир они смотрят чуть по-другому.

Он молчал, обдумывая мои слова.

– Если ты говоришь правду, то тем лучше для Родины, – сказал он наконец. – Мир Тени оказался сильнее нас. Но он уникален. Возможны идентичные линии эволюции, но итоги развития различны. Скажи, Петер, ваша раса сильнее нас?

– Нет, – честно признал я.

– А ваши Друзья? Алари и кто там еще?

– Они даже не друзья, – сказал я. – Товарищи по несчастью, быть может. Мы не идеальны.

– Тогда…

– В отличие от вас мы понимаем, что полны недостатков.

Пер поднял руки:

– Стоп! Стоп, Петер! Ты проявляешь готовность к сотрудничеству, я ценю это. Но оставим признания для Мирового Совета.

– Признаний не будет, – устало сказал я. – Наставник, я не собираюсь отчитываться перед вашим миром.

– Это агрессия? – очень спокойно спросил Пер. Поднялся с кресла, устало, опираясь на подлокотник.

– Да какая агрессия! – зло ответил я. – Сколько еще вы собираетесь цепляться за свои идеи? Дружба – Не-Дружба… Никому в мире не нужна ваша любовь! Вы вошли в наш мир, а мы заглянули в ваш. Я заглянул! Мне здесь не нравится, но я не собираюсь взрывать ваши энергостанции или перевоспитывать твоих подопечных. Живите! Мне жаль того пацана, что стоял всю ночь под древним гарпуном и лишь под утро рискнул уснуть. Мне жаль Катти, которая не рискует сказать хоть слово в защиту любимого! Мне жаль Тага и Гана, которые тащат друга к санаторию! Но это ваш мальчишка, ваши мужчины и женщины. Живите! Я уйду отсюда, Наставник. Угоню корабль, я смогу это, не сомневайся, и уйду. Но если вы понесете свою Дружбу к нам – я вернусь.

– Неужели твой мир отринет Дружбу? – сухо сказал Пер. – Любовь ко всему живому, порядок и уверенность?

– Не отринет, – признался я. – Поэтому я и не позволю вам добраться до Земли.

– Принимаешь решение за всю расу?

– Да.

– А вправе ли ты?

– Не меньше, чем Риг-вонючий, отравивший ваш мир.

Мне надо было убедиться, что он знает. И я убедился, увидев ненависть в глазах Наставника.

– Ты регрессор Тени, – сказал Пер. – Ты лгал. Ты не уйдешь. Защита – старт!

Я как раз начал вставать с тренажера. Я не собирался бить Наставника, я просто хотел уйти. Хотя бы прежним путем, сквозь водовод…

Но воздух вокруг меня загустел и невидимыми руками сжал тело. Я застыл, словно муха в янтаре.

– Неужели ты думаешь, что я способен поверить не-другу? – устало спросил Пер. – Я знал, что ты придешь сюда. Вопреки рассказу Гибких, вопреки разуму. Ник пришел бы… будь это в человеческих силах. А в тебе слишком много от Ника.

Я не мог ответить. Пространство вокруг стало резиновым, упругим и тяжелым. Не в моих силах было сдвинуться с места.

– Всю ночь я глотал стимулятор и смотрел в окно, – продолжил Пер. – Гибкие стыдятся поражения и лгут про твою гибель, повторял я себе. Совет не хочет признать опасность и считает тебя сумасшедшим регрессором. Но я понял, пусть запоздало, но понял. Ты Чужой в обличье Ника. Ты не-друг.И когда я увидел тебя, бегающего вокруг здания, я не удивился. Когда ты проник в сад, я не удивился…

Не в моих силах было проронить хоть слово.

– Я останусь здесь, в «Белом море». В интернате на краю мира. Моя вина, что Ник Ример попал в ваши руки. Но ты, не-друг,расскажешь Совету все, что знал…

Вмешаться?

Да, куалькуа! Да!

Неужели для моего симбионта силовое поле – не преграда?

– Тебя исследуют, Петер, – сказал словно плюнул Пер. – Ты…

Что-то произошло. Лицо Пера дернулось, приобретая странное придурковатое выражение. Неприятное зрелище – аккуратный старичок, изо рта которого стекает слюна.

– Защита – не старт, – сказал Пер. – Защита – выключиться. Защиту – убрать…

Голос его был монотонным и вялым. Не его воля двигала губами…