Сергей Лукьяненко - Геном

– Алекс… Алекс. Вы получили от меня возможность решать все заново. И что? Вы стали счастливее? Алекс молчал.

– Вы лишились любви, той удивительной любви к своему кораблю, что дана спецам. Что вы получили взамен, Алекс?

Он не ответил.

– Да неужели вы думаете, что я гнусно скрываю от человечества средство, возвращающее эмоции к ветхозаветным нормам? Бросьте! Все, в чем есть потребность, человечество создает. Если бы потребовалось – создало бы и блокатор измененных эмоций. Да и только ли в навязанных нравственных факторах все дело? Вот вы… приняли препарат. Ваша искусственно созданная доброта и ответственность ушли. Что же помешало вам несколько минут назад выбросить гель-кристалл в вакуум или поджарить в микроволновке?

Алекс посмотрел ему в глаза.

– Я не наблюдал за происходящим внутри корабля, – уточнил Эдуард. – Вы лишили меня этой возможности. Но я умею понимать людей. Ведь вы хотели покончить со мной?

– Да. Из-за того, что вы сделали с Ким. Из-за того, что вы участвовали… уверен… так или иначе участвовали в заговоре.

Гарлицкий покивал.

– Конечно, конечно. Что я сделал с Ким! Ай-яй-яй. Я подарил ей судьбу великой разведчицы, диверсантки, дамы полусвета… от которой будут сходить с ума мужчины и женщины, которая станет работать на десятки разведок, о которой напишут книги и снимут фильмы! Сильные мира сего станут заказывать своим детям столь интересную специализацию. Маленькие девочки будут играть в Ким Охара. Алекс, да вы и представить не можете, сколь увлекательная судьба ждет эту девочку! Сейчас она поможет мне обрести тело, потом я помогу ей. Нас обоих ждет интереснейшая жизнь в этом большом и интересном мире! Хотя… – Он развел руками. – Вы можете все это изменить. Легко. Я советую воспользоваться вакуумом, поджаренный гель-кристалл страшно воняет, это ведь все-таки органика. Запах будет слишком похож на горелую человеческую плоть. А насчет моего участия в заговоре… вы тоже ошибаетесь.

Он встал, потянулся, распрямляя несуществующее тело. Буркнул:

– Так хочется услышать хруст в суставах… удариться локтем и ощутить боль… оцарапаться… Ну так что, Алекс? Как вы со мной поступите? Ваши запреты на убийство сняты. Вы владеете своей психикой до конца. Вот она, свобода!

Алекс встал с песка. Горько улыбнулся. И кивнул Гарлицкому, прежде чем выйти из гель-кристалла.

Навсегда.

Ким сидела в кресле, листала забытую на столе книгу. Когда Алекс снял терминал, она улыбнулась ему:

– Дверь не была заблокирована, извини. Ты рассказал Эдгару, что у нас уже все хорошо?

– Оставил это тебе.

– Дай-ка…

Он молча отдал девочке кристалл и нейропереходник. Ким подмигнула ему – прежде чем запустить руку под блузку и спрятать мир Эдуарда Гарлицкого в собственное тело. Сказала:

– Я уже сдала свой отчет. Холмс сказал, что часа через два, когда Джанет закончит первый реанимационный курс с Сей-Со, мы пойдем на посадку. А Ханг спрашивал, можно ли будет ему пилотировать корабль?

– Все можно, – ответил Алекс.

– Вот, послушай… – Ким мимолетно глянула на страницу, отложила книгу. У нее и впрямь была абсолютная память.

– Не надо стихов, – сказал Алекс.

– Что?

– Стихов – не надо. Даже хороших.

– Ты за что-то сердишься на меня? – помолчав, спросила Ким.

– Нет, малышка. Все нормально.

– Правда?

– Скажи, ты по-прежнему меня любишь?

Она задумалась.

– Не бойся меня обидеть, – сказал Алекс. – Ты же теперь знаешь, что пилоты-спец не умеют любить.

– Алекс… – Ким все-таки соскочила с кресла, подсела к нему, обняла за плечи. – Алекс, милый. Я так тебя…

Она замолчала. Виновато улыбнулась. Закончила:

– Я так тебе благодарна. Ты помог, когда мне было очень плохо и очень трудно. Когда я была один на один против всего мира. Наверное, это судьба, что мы встретились.

Алекс обнял ее. Поцеловал в пахнущие чем-то теплым, летним, цветочным волосы. Ласково, без всякой страсти, на которую больше не имел права.

– Хочется верить, что это была именно судьба, – согласился он.

– Мне так хотелось, чтобы ты полюбил меня. Такой, какая я есть. Неопытной, глупой… Я из кожи вон лезла…

– Прости.

Ким провела ладонью по его лицу. Спокойным, уверенным движением умудренной опытом женщины.

– Да ничего. Я же теперь все понимаю! Но нам ведь было весело, правда?

Алекс улыбнулся:

– Еще бы. «Котенок-царапка» – это было замечательно!

Ким чмокнула его в щеку.

– Ага. Алекс, я пойду, ладно? Мне надо поговорить… обсудить все детали.

– Иди, малышка.

Он даже довел ее до двери в коридор. Семь шагов, а все-таки – знак уважения. И шлепнул по попе, заставив радостно взвизгнуть.

– Да будь оно… – сказал Алекс, когда дверь сомкнулась. Но не закончил фразы. Закатал рукав футболки, посмотрел на Беса.

Чертенок сидел, уткнув голову в колени. Мордочки не было видно.

Алекс теперь не нуждался в эмоциональном сканере, но все-таки ему было приятно видеть Беса. Старого, верного друга.

– Пробьемся, Бес, – сказал он. – Мало ли смазливых девчонок в Галактике? Чертенок не шевельнулся. Алекс подошел к терминалу.

– Связь. Каюта Джанет Руэло.

– Заблокировано… – с сожалением отозвалась сервисная программа.

– Капитанский доступ, – поколебавшись, сказал Алекс. – Одностороннее наблюдение.

Возник экран.

Джанет Руэло и Пак Генералов сидели на кровати. Джанет была обнажена, Пак – полураздет.

– По-прежнему неприятно? – спросила Джанет. Она держала руку Генералова на своей груди.

– Не знаю… странно… – Пак глубоко вздохнул. – Ну почему она такая большая?

– Так положено, – ласково сказала Джанет. – Расслабься.

– Ты пойми, ведь для меня это – извращение! – жалобно сказал Генералов. – Да еще Ким… то, что она сделала… это же…

– У меня организм устроен более тривиально, – успокаивающе поглаживая его по косе, сказала Джанет. – Поверь. Ты хотел расширить свой жизненный опыт? А если сейчас спешно не снять негативные впечатления – все пропало. Я думаю, мы начнем с чего-нибудь более привычного для тебя…

Алекс выключил экран. Постоял секунду, потом захохотал. Сказал, обращаясь то ли к Бесу, то ли к самому себе:

– Значит, блокируются генетически нарушенные эмоции? Оригинально…

Он лег на койку, зевнул. Очень хотелось снова посмотреть на чертенка – может быть, и тот смог оценить иронию происходящего? А может быть – по-прежнему сидел, пряча заплаканное лицо?

Но в конце концов это ничего не меняло.

КОДОН

Это тоже было небо.

Тянулись от горизонта до горизонта зелено-белые овальные листы, дрейфующие в воздухе на высоте трех километров.