Сергей Герасимов - Сострадание к врагу

– Земля, это то же самое, что Терра? – задумчиво спросил офицер.

– Да почем я знаю! Наверное. Земля называлась Террой на одном из древних языков. На латыни, кажется.

– Знаете, – сказал офицер, – людей у нас действительно мало. Осталось шестнадцать человек на весь город. Может быть, на всю планету. Сегодня меня попросили перевести вас в другое место, но я этого не сделаю.

– Почему?

– Потому что здесь принимаю решения я. И никто не может мне указывать. А еще потому, что нам действительно нужна помощь. Мы еще продолжим наш разговор. У вас есть какие-то жалобы?

– Жалобы на что? – не понял Денисов.

– На условия содержания.

– Нет, никаких. Условия прекрасные. То есть, да. К обеду мне дали вилку с восемью зубьями. Это неудобно. На Земле мы привыкли есть четырехзубыми вилками.

– Я распоряжусь, – сказал офицер.

Вскоре им принесли две вилки с четырьмя зубьями. Йец с удивлением осмотрела странный предмет.

– Что это?

– Это вилка, – ответил Денисов. – Такая, как у нас на Земле. Видишь, они специально спилили четыре лишних зубца. Я попросил их об этом, и они так сделали.

– Но зачем ты попросил их об этом?

– Во-первых, мне не нравятся тиберианские вилки. А во-вторых, я просто хотел их проверить. Они на самом деле сумасшедшие или притворяются. Когда нам к обеду выдали настоящие металлические вилки, у меня глаза чуть не лопнули от удивления. Тогда я подумал, что это просто чей-то недосмотр. И я напомнил им о вилках. Они изготовили вилку по моему заказу и снова принесли мне!

– Ну и что?

– Как это ну и что? Дать заключенному металлическую вилку – это же неслыханно. В наших тюрьмах, на Земле, нет никаких металлических предметов. Любой кусок металла можно превратить в оружие. А вилка в руках заключенного это же страшная вещь. Я могу заточить ее, наброситься на человека, который приносит еду, выколоть ему глаз, вспороть брюхо, а потом попытаться бежать. Я могу покончить с собой или убить тебя, если мы поссоримся. Они этого не понимают?

– Это ты кое-чего не понимаешь, – сказала Йец. – Уже сотни лет, как на этой планете нет агрессии и насилия. У нас было слишком много войн, и с этим ничего нельзя было сделать. Мы воевали без перерыва, убивали людей, взрывали дома, и все это не приводило ни к какому результату. Наша история была кровавой мясорубкой.

– Наша тоже, – согласился Денисов.

– Нам пришлось изменить самих себя. Агрессивные инстинкты были уничтожены с помощью генной инженерии. Это был очень долгий и мучительный процесс. Но с каждым новым поколением люди становились все более спокойными и мирными, войн и конфликтов становилось меньше. Убийцы и насильники вымирали, количество тюрем сокращалось. Потом были введены законы, которые ограничивали присутствие на Тибере представителей агрессивных рас. Например, мейрсам запрещено задерживаться здесь. Некоторые, особо агрессивные породы существ, не допускаются сюда вообще.

– Но если вы стали такими мирными, вы же утратили способность за себя постоять. Почему вас до сих пор не завоевали соседи?

– Тибер имеет превосходную систему защиты. Она создавалась веками. Помнишь, как сложно мы добирались сюда? К Тиберу ведут всего несколько разрешенных трасс, которые начинаются с нескольких распределительных станций, в разных местах Галактики. Там тебя проверяют первый раз. Потом тебе предоставляют разрешенную трассу. Пока ты движешься вдоль этой трассы, тебя проверяют еще сотни раз. Всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Если ты представляешь угрозу, ты просто не попадешь на Тибер. Это исключено.

– Так было раньше, – сказал Денисов.

– Так было во времена моего детства. Но планета умерла, и вместе с ней умерла система защиты. Сейчас Тибер может захватить кто угодно.

– Точно, – согласился Денисов. – Это только дело времени. Военные звездолеты могут посыпаться с неба в любой момент. Вы же теперь беззащитны, как овечки. Подумать только, дать заключенному вилку! Здесь даже не нужны звездолеты. Я бы захватил эту планету с одной ротой хороших солдат. Черт, мы же висим на волоске. Только я одного не понял. Эти твои мирные добрые тиберианцы преспокойно вырезают своих неугодных сограждан. Здесь какая-то неувязочка.

– Я пока не знаю, как это объяснить. Есть, правда, одна идея.

– Давай.

– Понимаешь, полностью искоренить человеческую агрессию невозможно. Агрессию и жестокость нельзя убить, ее только можно загнать в угол. Ограничить. Лучшие умы нашей планеты бились над этой проблемой. Сколько ни меняй наши гены, сколько ни переставляй атомы в хромосомах, наши звериные инстинкты все равно вылезают наружу. Пришлось остановиться на полумерах. Все мы имеем гены жестокости. Но у тех детей, которые зачаты молодыми родителями, эти гены спят. Они не включены. Поэтому на Тибере запрещено заводить детей после тридцатилетнего возраста. Мужчин стерилизуют в тридцать лет, а женщин – в двадцать девять. После этого возраста мы еще можем заниматься сексом, но уже не можем завести ребенка. Это исключено. Если бы кто-то обманул эту систему и зачал ребенка в старшем возрасте, ребенок бы имел ничем неограниченные агрессивные инстинкты. Такой человек чувствовал бы себя на Тибере как волк в стаде овец. Возможно, что произошло что-то вроде этого. Система дала сбой. Кто-то взял заточенную вилку и воткнул в живот своему беззащитному соседу. И почувствовал себя королем.

– Жаль, – сказал Денисов.

– Что жаль?

– Тебя, конечно. Жаль, что ты стала такой, какая ты сейчас. То есть, такая ты мне нравишься больше. Но жаль добрую девочку, которая родилась на планете добрых людей. Девочку, которая так и не смогла вернуться.

– Не надо об этом, – ответила она. – Только не сейчас.

Вскоре после этого разговора появился офицер, тот самый, который допрашивал Денисова, если только это можно было назвать допросом. Он извинился и попросил разрешения войти.

– Я не помешаю? – спросил он.

– Ничуть, – ответила Йец. – Садитесь и чувствуйте себя как дома. Как там ваш товарищ, который получил пулю?

– Его ранение неопасно.

Он подвинул стул и сел. Камера ничуть не напоминала камеры земных тюрем. Здесь была мягкая кровать и несколько довольно удобных предметов мебели. Единственное окошко было забрано решеткой, но это не портило впечатления. Не имелось ни глазка в двери, ни камер наблюдения.

– Я думал о ваших словах, – сказал офицер. – Вам известно, какую роль играет Терра или Земля, что одно и тоже, в нашей истории?

– Ему почти ничего не известно, – ответила Йец. – Там на Земле вообще ничего не знают о других обитаемых мирах.

– В самом деле?