Наталья Никитина - Полтора килограмма

несколько грубее, чем у подлинника. А вот танцовщица… она завораживает, волнует, живет на полотне!

Истинные ценители искусства отвалили бы огромную сумму денег, чтобы стать владельцами этой картины.

Милена одарила меня продолжительным пристальным взглядом, словно желая убедиться, что слова

мои лишены лести и притворства:

– Знаешь, искренне хвалят крайне редко. Чаще всего люди полагают, что если мастер показывает им

свою работу, то они обязаны ее похвалить. Эта вежливая ложь порождает заблуждение автора о своих

способностях, и в итоге общество получает массу бездарных художников, музыкантов и прочих «гениев»

современности. Лишь годы, а то и века назовут миру имена истинных талантов.

Милена вернулась к работе.

126

Я решил не прерывать наш разговор, дабы не умирать от скуки, снова погрузившись в тишину:

– Согласен. Я всегда с увлечением читаю биографии известных людей, потом подолгу анализирую их

поступки, события, которые позволили им раскрыться в полной мере либо, наоборот, потерять имеющееся.

– Вот как? Ты любишь читать?

– Я бы даже сказал, что книжные магазины Бостона, благодаря мне, делают неплохую выручку, —

бравировал я.

Кэрол подняла глаза от ноутбука и, удивленно воззрившись на меня, произнесла:

– Алекс, ты опять удивляешь меня! Хотя в России, давшей миру столько известных писателей,

наверняка люди много читают.

– Можно поинтересоваться, что именно ты читаешь сейчас? – с легким недоверием спросила

Милена.

– Биографию Альберта Геринга! Вам это имя о чем-то говорит?

– Мне – нет, – уверенно ответила Кэрол, разочарованно поведя плечом.

– Я только знаю фельдмаршала авиации Германа Геринга, который был вторым человеком рейха

после Гитлера в сороковые годы, – ответила Милена, не отрываясь от работы.

– В самую точку! – радостно воскликнул я, вскинув вверх правую руку с поднятым указательным

пальцем.

Милена довольно улыбнулась:

– В Польше хорошо знают свою историю. Так чем же известен этот Альберт?

– Это младший брат Германа, открыто презиравший нацистов. Чтобы их не видеть, он уехал из

Берлина в Вену и даже принял австрийское подданство. Это человек, который при виде несправедливости и

насилия тут же выходил из себя. Когда он стал свидетелем того, как евреек заставили зубными щетками

мыть мостовую, то встал на колени рядом с ними и принялся своим носовым платком протирать тротуар. К

нему подошли штурмовики, проверили документы и отпустили женщин. Увидев, как немецкий солдат

повесил на шею старушки плакат с надписью «Я – еврейская свинья!», он ударил солдата по лицу и сорвал

плакат с женщины.

– Под прикрытием фамилии можно геройствовать, а будь он простым австрийцем? Ты уверен, что он

повел бы себя так же? – скептически отреагировала Милена.

– Уверен, – упрямо ответил я, с мальчишеской горячностью.

– Ну-ну. И чем же еще занимался Альберт в годы войны?

– Он работал главным инженером на одной из венских киностудий. Вел себя так, будто ему хотелось

на виселицу. Например, на торжественных обедах публично отказывался садиться рядом с заслуженными

нацистами, заявляя, что убийцы ему противны.

Милена прекратила работу и заинтересованно слушала. Кэрол, отложив в сторону ноутбук, ловила

каждое мое слово.

– Еще до начала Второй мировой войны он начал спасать тех, кому угрожал концлагерь, – с

воодушевлением продолжил я свое повествование. – С его помощью из Австрии бежали десятки человек.

Он так раздражал гестапо, что Гиммлер лично попросил Германа унять младшего брата. Альберт был

толковым инженером, и Герман отправил его в Чехию на заводы «Skoda». Но там Альберт нанес Третьему

рейху еще больший вред. Он присоединился к Сопротивлению, отбирал для работы на заводах из

концлагерей заключенных и помогал им бежать. Счет спасенных людей шел на сотни. После войны Альберт

Геринг был арестован американцами: никто не верил, что родной брат рейхсмаршала может быть

достойным человеком. Он сидел в тюрьме. Представленный им список спасенных пылился в архиве:

проверить его не сочли нужным. Позже заключенного передали Чехословакии, решив, что если Альберт

работал на их заводах, то пусть они и разбираются. К этому времени в Чехословакии объявились те, кого он

вытащил из концлагерей. И его наконец освободили. Умер Альберт одиноким, забытым всеми и

разочаровавшимся в людях.

– Алекс! Да это же просто находка! Я обязательно сделаю фильм об этом человеке! – воскликнула

Кэрол, схватив блокнот и поспешно делая в нем какие-то записи.

– М-да, совесть людей бывает так эластична, а память коротка, – грустно резюмировала

услышанное Милена.

– Рад, что сумел пробудить в вас интерес к этому достойному уважения человеку.

На следующий день, сразу после завтрака, Кэрол отправилась на студию, а мы с Миленой поднялись в

мастерскую. Женщина с решимостью окунулась в работу. Она, как и в прошлый раз, стиснув губы, злилась на

себя. Иногда, резко бросив лепку, подходила к открытому окну и молча смотрела вдаль. Я старался не

подавать признаков жизни, позволяя себе лишь тихо присесть на корточки, давая таким образом затекшим

ногам отдохнуть. Женщина резко поворачивалась и, быстрым шагом пересекая мастерскую, возвращалась к

скульптуре. Я тут же занимал нужную позу и замирал. Сегодня молчание продлилось час и сорок пять минут.

127

Лишь по истечении этого времени Милена вдруг расслабилась и налила воды себе и мне.

Вспомнил, как Кэрол в свой первый визит ко мне домой, рассматривая в гостиной картины Тулуз-

Лотрека, обмолвилась, что это любимый художник ее мамы.

– Милена, хотите угадаю, кто ваш любимый художник?

– Ну, попробуй, – усмехнулась женщина.

– Тулуз-Лотрек!

– Каролина рассказала?

– Да, – разочарованный ее скорой догадкой, подтвердил я. – Признаться, я полагал, что это будет

кто-то из маринистов, ведь большая часть ваших полотен – это пейзажи преимущественно морские.

– Просто мне дано видеть мир глазами Лотрека. Его картины не рассчитаны на то, чтобы ими

любовались, не рассчитаны на какой-то эстетический эффект, но они притягивают взгляд… Начинаешь

всматриваться в лица людей, пытаешься угадать, кто они, какие у них судьбы и характеры; это картины-

головоломки. В них практически нет статичных поз. Это своего рода тоска по движениям, в которых сам

Лотрек был ограничен из-за болезни.

– Абсолютно согласен, – с жаром вступил в разговор я. – Лотрек был очень хорошим психологом: