Урсула Ле Гуин - Планета изгнания (авт. сборник)

Остается добавить, что Хейнский цикл (события, привязанные к Галактической Лиге) был продолжен в ряде рассказов, в философско-этическом романе “Небесный порядок” (1971) и в повести “Слово для “леса” и “мира” одно” (1972), также получившей премию “Хьюго”.

С начала литературной деятельности и до конца 70-х годов Урсула Ле Гуин выпустила около пятнадцати книг. Ее произведения, с учетом многочисленных переводов на другие языки, выдержали миллионные тиражи.

Расселение по пригодным для обитания планетам не обходится без острых конфликтов как между самими “эмигрантами”, так и между аборигенами и пришельцами. В укрупненных масштабах повторяется земная история: истребление неповторимых местных культур, сопротивление чужеземцам, восстания, войны. Исходное допущение колониальной экспансии в космосе — все та же “мифология” начального цикла “галактической истории” человечества. А дальше писательница находит решения, позволяющие избегать нежелательных последствий экспансии. Образуется Лига Миров, достаточно мощная и гибкая организация, чтобы удерживать на мирах “Ойкумены” (около сотни заселенных планет) сбалансированное природное равновесие, сглаживать всякого рода противоречия по возможности мирными средствами.

Лига Миров с резиденцией на планете Хейн, своего рода усовершенствованная ООН, требует соблюдения установленных правил, которые можно свести к формуле: “Живи сам и не мешай жить другим”. Аборигенов, склонных к техническому прогрессу, приобщают к достижениям науки и техники, подключают к межгалактическим связям. Цивилизации же, настолько слитые с природой, что техника была бы для них пагубной, предоставляют самим себе, согласно Закону о невмешательстве.

В каждом произведении Хейнского цикла возникают трагические коллизии, которые в итоге благоприятно разрешаются, иногда и без воздействия Лиги, открывая отрадные перспективы сотрудничества, взаимообогащения местных и пришлых культур.

Рассказ “Ожерелье”, стилизованный под старинную легенду, расцвеченный красками галактической “мифологии” в обновленном Урсулой Не Гуин варианте, — не что иное, как поэтический пролог к роману “Мир Роканнона”. Легенда о златоволосой Семли, жене властителя Дурхала, захотевшей во что бы то ни стало вернуть сокровище своих предков, предваряется фактической справкой о трех цивилизациях разумных гуманоидов на открытой Роканноном планете в системе Фомальгаут-II. Из них наиболее развитые — “подвид гдема”. Они-то и переносят златоволосую Семли в Галактический музей Роканнона, где ей отдают сокровища предков. Семли — представительница кланового, аристократическою общества лиу с “героико-феодальной” культурой. Соответственно и рассказ “Ожерелье” имитирует средневековый фольклор, напоминает отчасти скандинавскую сагу.

Намеченная в прологе расстановка сил приводится в действие в драматическом сюжете упомянутого романа. Земляне поначалу входят в контакт с оседлыми и кочевыми сообществами “подвида фииа”, по номенклатуре Лиги — “атехнологического”, с “минимальными проявлениями культурного развития, в действительности же вовсе не примитивными. После многих перипетий (раскол среди колонистов, порабощение “туземцев” мятежниками, уничтожение корабля с эмиссаром Лиги, подавление мятежа при содействии “земляных людей” и т. д.) удается вернуть племена фииа к естественному их состоянию и перевести планету Мир Роканнона на путь прогрессивной эволюции.

Если в первом романе цикла Урсула Ле Гуин еще отдает дань приемам “космической оперы”, подчас жертвуя психологической глубиной за счет динамики действия, то второй роман, “Планета изгнания”, отмечен печатью зрелого мастерства. Ни одна подробность не кажется лишней. Из посылок вытекают причины, из причин — следствия, и все это, звено за звеном, образует нерасторжимую цепь взаимообусловленных факторов. Поражает пластичность видения, рельефность образов, точнейшая топография, словно автор сам побывал на третьей планете звезды Эльтанин (Гамма Дракона), занимался картографической съемкой, исследовал необычную экологию, изучал как этнограф общинно-родовой быт, ритуалы, обычаи племени Аскатевара с его престарелым вождем Больдом. Словно автор сам посетил Космопор, столицу некогда процветавшей колонии, а теперь малолюдный город, давно потерявший связь с Лигой, обреченный на полное вымирание, ибо эта планета “с неосмысленным упорством эволюционного процесса отторгала чужеродный привой”.

С одной стороны — аборигены, полностью зависящие от природы, для которых не существовало “ни времени, ни пространства в их непрерывной протяженности”: “время было фонарем, освещающим путь на шаг вперед или на шаг назад, а пространство — “пределом” — сердцем всех известных земель, где пребывает клан, племя”. С другой стороны — “дальнерожденные”, представители высокой цивилизации, дошедшие до последнего рубежа, способные только сохранять, а не приумножать знания: “Простота теперь ценилась больше сложности, покой больше борьбы, стоицизм — больше успеха”.

Нашествие орд кочевников сближает крайности. Дальновидность Агата, неофициального главы Совета Космопора, и расчетливость Умаксумана, сменившего старого вождя, делают возможной совместную борьбу и победу над варварами. Разрушению предрассудков способствует брачный союз Агата с умной, отважной Ролери, младшей дочерью Вольда. И тут есть своя диалектическая логика: “Казалось, именно эта чуждость, пропастью лежавшая между ними, и толкнула их друг к другу, а соединив, дала свободу”. Открывается путь не просто к сближению, а к взаимопроникновению культур, разделенных тысячелетиями на шкале исторического развития.

Писательница исходит из мысли, четко сформулированной ее матерью Теодорой Кребер в книге “Ищи в двух мирах”: “Он был как бы живым доказательством основного тезиса антропологов, что современные люди — представители вида Homo sapiens, — будь то американские индейцы или греки времен Фидия, не имеют существенных биологических отличий и обладают неограниченными возможностями в приспособлении к меняющимся условиям жизни, в познании и усвоении новых видов деятельности, в способности к абстрактному мышлению”.

Такова Ролери в “Планете изгнания” и таков Селвер в многозначительной повести (которую можно считать и романом) “Слово для “леса” и “мира” одно”. События на планете Атши, поросшей непроходимыми джунглями, прямо соотносятся с “грязной войной” во Вьетнаме, и писательница не пытается этого скрыть: “Уничтожить с помощью бомб систему партизанского типа невозможно, — говорит полковник Динг Донг, — это было доказано еще в двадцатом веке, когда тот полуостров, откуда я родом, более тридцати лет отражал притязания колониальных держав”. Прозрачные аллюзии, уводящие ко времени написания повести (начало 70-х годов), нисколько не утратили злободневности. Резкие обличения неоколониализма, фарисейства официальных кругов, позорной расистской идеологии, взятой на вооружение американской военщиной, как и зверская “тактика выжженной земли”, отчетливо раскрывают позиции автора.