Сборник - Фантастика, 1978 год

– Пара рублей? - ответил тот вопросом, и Дима повалился на заднее сиденье, чихнув от поднявшейся пыли.

“Господи, и чем это тут только пахнет?” - мысленно ужаснулся Дима, но мысль о запахах вновь напомнила ему о собаке и вернула ощущение хоть какой-то уютности бытия.

Через двадцать пять минут Дима был уже у старинного своего приятеля-доголюба, а через двадцать пять часов Диму уже знакомили с Оливье.

К моменту знакомства с Димой Оливье было полтора года, и все эти полтора года он прожил у людей интеллигентных, обаятельных и умных до такой степени, что, когда в их институте встал вопрос, кого послать в двухгодичную заграничную командировку, никаких сомнений не возникло. Ребенка решено было оставить у бабушки, собаку брать бабушка категорически отказалась, и вот, уплатив весьма скромную сумму, даже не половину пятничного выигрыша, Дима оказался хозяином громадного пепельного дога с отличной родословной, великолепным характером и прекрасно обученного.

– Вы ведь понимаете, нам не деньги нужны, - говорил хозяин, торопливо, не считая, засунув в карман Димины червонцы: он спешил высвободить руку, дабы смахнуть набежавшую слезу, - нам нужна уверенность, что Олюшка - так мы иногда зовем его, - словом, нам нужна уверенность, что Олюшка попадет в хорошие руки…

– Конечно… - соглашался растроганный Дима, а Сашадоголюб, их общий приятель, тем временем нетерпеливо переминался с ноги на ногу, торопясь получить обещанный Димой портвейн.

– Вот здесь мы с тобой и будем жить, - говорил Дима вечером, открывая дверь своей квартиры и приглашая Оливье пройти первым. Он был слегка пьян от Сашиного портвейна, хоть и мало пил, зато говорил теперь чуть больше, чем обычно.

– Вот наша комната… - говорил Дима, снимая плащ и бросая его на диван, - а жить ты будешь… ну, скажем, здесь…

Да, здесь будет лучше всего, в углу, у телевизора… Сейчас для тебя подстилку найдем… вот… будем, значит, жить с тобой похолостому, будем уют друг другу создавать, да?

Оливье молчал, разумеется, но от грусти ли только - трудно сказать. Конечно, ему тяжело было расстаться с хозяевами, такими милыми и заботливыми, да и не в том дело, каковы были хозяева, все равно Оливье не мог не грустить, но грусть свою старался не подчеркивать, понимая, что уж Дима тут совершенно ни при чем и не за что портить ему настроение, и без того не ахти какое, своей меланхолией. Итак, Оливье молчал, а Дима говорил непрерывно:

– Вот, уют, значит, будем создавать… Будешь у меня за домохозяйку… Чашки там мыть будешь, языком вылизывать… Половичок об мусоропровод вытряхивать и вообще… Блох нет? Хотя, что я, какие там у тебя блохи… Ну вот, живи… - Дима закончил сооружение подстилки из старого своего пальто. - Ложись сюда… - Оливье лег. - Удобно? - спросил Дима и, убедившись, что удобно, произнес уместное, как ему показалось, слово из собачьего лексикона: - Место!

Оливье понял, вздохнул, вытянулся и тем самым показал, что, по крайней мере, сегодня ничем больше досаждать хозяину не будет.

– Ну, вот и чудненько, - резюмировал Дима. - Ты полежи, а я попробую поработать. Над диссертацией. Знаешь, что это такое?

ОлИвье знал это слово, более того, услыхав его, почувствовал одновременно и успокоение - не произошло резкой перемены среды, в чем до сих пор пес не мог не сомневаться.

И Оливье, уложив голову на лапы, замер окончательно.

Дима тем временем выволок на стол свою старую пишмашинку “ундервуд” чуть не первых лет выпуска, заправил бумагу и решительно вывел заглавие: “ДИССЕРТАЦИЯ”. В напечатанном виде слово Диме понравилось, и он не очень умело, так как пользовался машинкой редко, подчеркнул его Машинка повиновалась, и хоть и со скрипом, но довольно-таки ровную черту под словом провела. Это вселило в Диму окончательную уверенность в собственных силах, и он решительно вдарил по клавишам, отчего на первых же словах у машинки отвалилась буква “ё”. Дима расстроился, плюнул на диссертацию и включил телевизор. Увидев, что показывают, расстроился еще больше, телевизор вырубил, свет вырубил и, бросив псу прощальное: “Спокойной ночи!” - повалился на диван спать.

Было довольно рано еще, но сон пришел скоро, навеянный портвейном, мерным дыханием Оливье и решением завтра же купить электрическую машинку взамен “ундервуда”: если покупать в кредит, то денег не только хватит, но еще и останется…

К середине ноября, когда снег лег уже основательно и прогулки начали доставлять Диме гораздо большее удовольствие, он окончательно подружился с Оливье. Беды и горести обоих то ли забылись, то ли притупились, во всяком случае, ни один о них не вспоминал, но каждый был занят своим делом - Дима исправно посещал службу, вечерами сочинял дальние подступы к диссертации, регулярно выводил гулять Оливье, отчего сам поздоровел, а из людей ни с кем, кроме сослуживцев и Саши-доголюба, почти не общался. С Сашей они теперь особенно сошлись, часто ездили друг к другу в гости, но Дима все же чаще - ив центр легче выбраться, чем наоборот, и квартира у Саши двухкомнатная, по наследству досталась, да и просто веселее бывало у Саши, всегда кто-нибудь сидел, всегда о чем-нибудь болтали, а Оливье тем временем находился дома и чтобы не очень скучать, воображал, что сторожит квартиру.

Этим, в сущности, в отсутствие Димы все его занятия и ограничивались. Вот когда Дима был дома, дел у Оливье становилось больше: надо было слушать Димину болтовню, выполнять нехитрые команды типа подноски шлепанцев, наконец, самое главное, надо было создавать настроение, когда Дима садился работать, и это как раз у Оливье получалось лучше всего, пока однажды он не перестарался.

Это случилось, когда, постучав на машинке довольно времени, Дима ее выключил и потянулся к телевизору с намерением щелкнуть, и при этом мимолетно загадал: вилка в сеть включена или нет? И тут он увидел Оливье, который, держа вилку в зубах, тыкался ею о розетку, явно намереваясь включить телевизор. Когда это ему наконец удалось, он был немедленно повален на пол хозяином - к немалому удивлению Оливье. Тот пришел в восторг от такого нехитрого фокуса.

Последствия сказались уже на следующий день. Дима приволок с работы собственноручно вылепленный пульт управления телевизором - ящик крупноватых размеров с кнопками включения-выключения и длинным рычагом регулятора громкости. К концу вечера недоумевающий Оливье освоил всю эту механику, за что и получил поцелуй в нос, кусок пирожного и разрешение пользоваться телевизором самостоятельно в отсутствие хозяина.

Поцелуй Оливье обрадовал, пирожным он остался доволен, а вот телевизором воспользоваться что-то не поспешил - наверное, тот своим шумом помешал бы ему воображать, что он стережет квартиру.