Юрий Петухов - САТАНИНСКОЕ ЗЕЛЬЕ (сборник)

И много лет с тех пор прошло, армию отслужил, институт кончает, и не останавливает его уже никто, навязывая дрянной товарчик, а поди ж ты, осталось внутри что-то! Правда, в тот день Сергей чувствовал себя отменно, после затяжной зимы, после неприятностей в институте, когда все наладилось, все вошло в русло… И так хорошо стало, что катись ты побоку все мерзкое и низкое, дрянное и пустое! Он шел по мосту и радовался жизни. Какая она все же прекрасная! И сколько ее еще впереди, с ума сойти!

Сергей даже вытащил из кармана очки, надел их, чтобы лучше видеть этот счастливый мир накатившей весны. Сразу прояснились очертания домов, деревьев. Он сумел рассмотреть даже лица на доске почета, тянувшейся вправо от кинотеатра — фотографии были крупные, в половину человеческого роста.

Вдоль доски и у «Факела» движение было порядочное, народ спешил в обе стороны, не то что здесь, на мосту. Метро тогда не проложили еще, но подземный переход уже намечался к строительству — стоял указатель со стрелочкой, были расписаны годы завершения. А пока шоссе переходили поверху. Студентов среди идущих было мало, еще не окончились субботние занятия. Но зато какие девушки… Прелесть! Лишь весной появляются вдруг откуда ни возьмись необыкновенные красавицы, мимо которых не пройдешь, оглянешься. Чудеса весенние… Но что это. Сергей вдруг оторвался от созерцания женщин, увидал знакомого, по походке признал. Да это же Бяша! Шествует себе мимо доски и ничего не замечает вокруг. Сергей помахал рукой, зная, что понапрасну — на таком расстоянии, да еще в противоположную сторону, к доске, нет, он его не увидит.

Бяша отсидел свой второй срок, полгода как на свободе, жил в общежитии, вкалывал за четверых, не пил, не буянил потихоньку его жизнь налаживалась, и Сергей был рад за приятеля. Но он не спешил — не денется Славик никуда, вон, застрял у доски, загляделся на чей-то портрет. Сергей видел, как к Бяше подошли двое, заслонили его. Знакомых встретил! Он приглядывался, но не мог признать парней, раньше не видал, да и далековато было, не разберешь. Они стояли все вместе недолго — минуту. Потом парни быстро нырнули под доску. А Бяша остался стоять. Но было что-то не то в нем, что-то страшное и неожиданное. Сергей даже приостановился, прищурил глаза. Он видел, как Бяша вдруг согнулся, качнулся в сторону. От него шарахнулись прохожие. Какая-то женщина в голос завизжала и тут же смолкла. Вокруг Бяши образовалась пустота, странная пустота — все шли вплотную друг к другу, но его обходили. Кто-то остановился, глазел… И никого рядом! Вот он качнулся в другую сторону, но не упал, а побежал вдруг к «Факелу», к переходу, странно побежал, почти не разгибаясь, зажав руками живот. В этот миг и Сергей рванул, что было мочи, не ощущая под собой ног. Ну до чего же был тверд, упруг этот проклятый весенний душноватый воздух — Сергею казалось, он не может прорваться сквозь него, как в жутком сне. Но бежал, не отрывая глаз от скрюченной фигурки, расстояние сокращалось, оставалось лишь перебежать узенькую улочку, отделявшую мост от кинотеатра, от желтого полунебоскреба. Как назло не было зеленого, и машины давились одна на другую, без промежутков. Сергей дрожал, не мог унять дыхания. И не мог продвинуться ни на сантиметр вперед. На его глазах Бяша дважды падал, от него отшатывались, пугались, но он вставал и уже не бежал, а плелся на согнутых, слабых ногах к переходу. "Да помогите же вы ему!" — заорал Сергей во все горло. Помогите, люди!" Просвет между машинами наконец образовался и он ринулся в него, не дожидаясь зеленого света. Заскрипели, завизжали тормоза, из окошек машин вырвалась будто по команде ругань. Сергей ни на что не обращал внимания, со злости врезал ногой по шине самосвала, застывшего прямо перед ним — опять было не прорваться, теперь мешала пробка, созданная им же самим. Он крикнул, раздирая слипшиеся сухие губы: "Славик, держись, я сейчас!" Ему ответили руганью еще более отборной — водители зарывавшихся пешеходов не уважали. Из затора Сергей выскочил не сразу. У желтой стены Бяши не было, он увидал его на переходе, лежащим прямо посреди улицы, рядом стояла белая "скорая помощь", и ходил человек в еще более белом халате. Сергей застыл, облился холодным потом — силы его покинули. Да и все, не нужна теперь его помощь, там и без него обойдутся. Везунчик! Этой «скорой» не дождешься, если специально вызывать, хоть ты тресни! Вот ведь везунчик, так угадать! Сергей готов был рассмеяться, нервы не выдерживали внезапной, взрывной нагрузки. Толпа зевак становилась все больше, сбегались издалека, от самого гастронома, и от той же доски почета, и от кинотеатра. Бяшу совсем заслонили, заслонили машину. И наверное, не на вызов катила, подумалось Сергею, а то еще, бабушка надвое сказала, остановилась бы, нет?! Он стал потихоньку пробираться к Бяше. Но не успел — машина отъехала. Было шумно. Народ галдел, не унимался. "Во как сшибло! — возмущалась бабуся в пальто и панаме на голове. — Гоняют, лихачи! Управы нету!" С ней спорил мужчина в вельветовом коричневом костюме, даже не спорил, а так, свысока давал понять: "Его у доски, свои же пырнули, я видел…" Видел, гад! Сергей готов был убить вельветового. Все видели, все! Но никто даже руки не подал, не поддержал! Он шел к Доске, вперившись в серый затоптанный асфальт. На нем масленисто поблескивали черные крупные пятна, от самой доски до перехода, будто ктото пролил не меньше полведра краски. Но это была не краска. Сергей заглянул за Доску, там, конечно, было пусто. Да и глупо надеяться, что те самые ребятки остались бы посмотреть на дальнейшие события, их и след давно простыл. Сергей корил себя, что не разглядел их внимательнее — ничего приметного, за что зацепиться!

Ушли, сволочи!

Как давно это было! Будто совсем в другой жизни, не его жизни, а чьей-то чужой, нелепой и бессмысленной.

…За полтора часа бутылка опустела, А вместе с этим заметно погрустнел и Бяша. Сергей понимал его настроение, сам был почти таким же, заводным, — и не из-за болезненной страсти, а из какой-то непонятной алчности: лучше за раз все, чем сорок раз по разу! Был заводным, когда-то, теперь, видно, выдохся. Оно и к лучшему.

Смотреть на Бяшу было неприятно, и жалость подкатывала будто жжет его изнутри огонь, да не в брюхе тот жар, а в голове. Разговора не получалось. Хорошо еще что выручала гитара. Правда, пел Бяша не так, как прежде, порастерял и голос, и слух, а может, просто спьяну его вело не туда — выходило гнусаво и жалобно, дерганно как-то, с прихлебом слезливым. И до того громко, что Сергей боялся — прибегут соседи, влетит ему.

— Ты умерь малость рык свой, — говорил он Славке, — уши заложило.

Тот кивал, не переставая терзать гитару черными пальцами, стихал ненадолго. А потом снова распалялся, да еще пуще прежнего. Пел не для Сергея, тот сразу это понял, пел для себя, выматывая свои же нервы, играя больше на них, чем на прочных металлических струнах, тем что! И Сергею жаль его было, и сочувствовал, и тосковал вместе… а что он мог поделать!