Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция

— Главное не слова, — вмешался Стиллмен, — главное то, что мы делаем. Поначалу они не верили ни единому нашему словечку. Но госпиталь отличался от того, что им о нем нарассказывали, он меньше всего напоминал камеру пыток… Ну да, наружность обманчива, а подозрительности им не занимать, но когда они увидели, что врачи и медсестры загоняют себя буквально до смерти, когда увидели его… Разговоры так и остались бы разговорами. Но то, что мы делали, то, что делал он…

— То же самое происходило в любой другой палате! — запротестовал Конвей, чувствуя, что краснеет.

— Заткнитесь, доктор, — не очень любезно попросил Стиллмен. — Он будто и не спал. Он почти не разговаривал с нами, с теми, кто был вне опасности, но то и дело заглядывал в кладовую, где лежали безнадежные. Он вытащил оттуда двоих, и их перевели к нам. Неважно, за кого они воевали, он лечил всех…

— Стиллмен, — прервал его Конвей, — не надо драматизировать!

— А последней каплей был TPЛX. Эти существа — добровольцы, которые сражались на стороне Империи, где не принято особо переживать за инопланетян, тем более за тех, кто воюет против них. Но он — он боролся за его жизнь, а когда упало давление, операция провалилась и инопланетянин умер, и они увидели его реакцию…

— Стиллмен! — рявкнул Конвей.

Однако майор не стал вдаваться в подробности. Он замолчал. Все взгляды устремились на Дермода, когда Конвей смотрел на Хералтнора.

Офицер Империи выглядел не очень внушительно: этакий заурядный седоватый мужчина средних лет с тяжелым подбородком и морщинками в уголках глаз. На Дермоде была аккуратная зеленая форма Корпуса мониторов с орденскими планками и знаками отличия. Хералтнор явно проигрывал на его фоне в своей белой безразмерной робе, какие полагались всем пациентам ДБДГ. Интересно, подумал Конвей, они отдадут честь или просто кивнут. Он ошибся в своих догадках. Противники пожали друг другу руки.

На первых порах, разумеется, не обошлось без подозрений и проволочек. Командующий флотом Империи был уверен, что Хералтнора загипнотизировали, но когда в Космический госпиталь после прекращения огня прибыла с инспекцией группа имперских офицеров, лед недоверия проломился. Конвея, впрочем, радовало лишь то, что теперь можно было не беспокоиться насчет попадания в уцелевшие палаты вакуума. В остальном же хлопот у него и его подчиненных хватало с головой. Инженеры и ремонтники со звездолетов Империи принялись восстанавливать госпиталь, начали возвращаться из эвакуации и те, кто был отправлен, а главный транслятор снова привели в действие. Через пять недель и шесть дней после прекращения огня имперский флот покинул окрестности госпиталя, оставив на нем своих раненых по той причине, что лучше их все равно нигде не вылечат; к тому же, флоту, возможно, предстояли новые сражения.

На одной из ежедневных встреч с медицинским руководством, которое по-прежнему состояло из О’Мары и Конвея, поскольку среди недавно прилетевших не было никого старше их по званию, Дермод попытался описать сложную ситуацию простыми словами.

— Подданные Империи узнали правду об Этле, — сказал он, — и императору вряд ли удастся усидеть на троне. Но кое-где положение остается чрезвычайно запутанным, и маленькая демонстрация силы отнюдь не помешает. Именно демонстрация силы, а не ее применение. Вот почему я убедил их командующего взять с собой наших специалистов по культурным контактам. Да, мы хотим избавиться от императора, но не ценой гражданской войны. Хералтнор собрался пригласить и вас, доктор, но я объяснил ему…

— Мало того, что он спас сотни жизней, — простонал О’Мара, — и предотвратил галактическую войну, наш умненький доктор-чудотворец призван был…

— Перестаньте подначивать его, майор! — сердито проговорил Дермод. — Так оно и есть на самом деле или почти так. Если бы не он…

— Привычка, сэр, — отозвался О’Мара. — Я полагаю, в мои прямые обязанности входит следить за тем, чтобы головы не шли кругом…

Тут на экране над пультом управления, за которым, вместо привычного глазу монитора, сидел теперь оператор-нидианин, появилась мохнатая физиономия кельгианина.

Он сообщил, что к госпиталю приближается большой транспорт ДБЛФ, который имеет на борту медиков ФГЛИ, ЭЛНТ и самих кельгиан, причем среди последних восемнадцать старших врачей. Учитывая бедственное состояние госпиталя и то, что рабочих шлюзов только три, ДБЛФ на экране выразил желание обсудить перед швартовкой вопросы размещения персонала с дежурным диагностом.

— Торннастор все еще болен, а других… — начал было Конвей, но О’Мара легонько постучал его по плечу.

— Семь мнемограмм, — напомнил он ворчливо. — И давайте не будем ссориться, доктор.

Конвей пристально поглядел на главного психолога, его взгляд проник глубже хмурых черт и язвительного голоса. Он не был диагностом. То, к чему его вынудили обстоятельства, едва не закончилось наиплачевнейшим образом. Однако если верить О’Маре — не сдвинутым бровям и насмешливому тону, а прикосновению руки и выражению глаз, — от почетного и ответственного звания его отделяет не так уж много времени.

Покраснев от удовольствия — Дермод, вероятно, отнес румянец на его щеках на счет подковырок О’Мары, — Конвей быстро и ловко разобрался с кельгианами, а потом извинился и направился к двери. Мэрчисон сама попросила его о встрече. Итак, через десять минут на рекреационном уровне…

Выходя, он услышал, как О’Мара буркнул:

— Надо же, спас, можно сказать, космос от ужасов войны, да еще и девушку сумел получить!

Большая операция[2]

Глава I Вторжение

Далеко-далеко, на самом краю Галактики, там, где скопления звезд редки и царит почти абсолютная тьма, в пространстве зависло колоссальное сооружение — Главный госпиталь двенадцатого сектора. На его трехстах восьмидесяти четырех уровнях были воспроизведены условия обитания для всех разумных существ, известных Галактической Федерации: начиная с живущих на холодных метановых мирах, дышащих кислородом и хлором и кончая экзотическими созданиями, которые напрямую питаются жестким излучением. Помимо пациентов, чье число и виды постоянно менялись, здесь находился медицинский и обслуживающий персонал, состоящий из представителей шестидесяти различных рас с шестьюдесятью разными привычками и взглядами на жизнь, телосложением и запахом.

Все, кто трудился в Госпитале, были людьми исключительно способными, самоотверженными и терпимыми по отношению ко всем без исключения разумным формам жизни — в противном случае они просто не смогли бы здесь работать. Они гордились тем, что ни один случай не был для них слишком незначительным или слишком безнадежным, а их аппаратура и профессиональное мастерство оставались непревзойденными. Было бы немыслимо, если бы кого-то из врачей могли обвинить в том, что он чуть было не убил кого-то из врачей, могли обвинить в том, что он чуть было не убил пациента по чистой неосторожности.