Владимир Савченко - Время больших отрицаний

Что НА САМОМ ДЕЛЕ было-то? Какую он роль сыграл в этой вселенской драме расширяющегося Контакта?.. Ладно, с ломом действительно вышло не очень чтобы того, перебор. Но ведь если бы не прилетел во-время, не поднялся, не остановил — все. Через десяток-другой верхних К-минут (то есть через нижние секунды) включили бы, запустили в МВ сквозь барьер «язык»… не с первого, так со второго раза ухватили бы миллиарднотонный ком антивещества — и конец. Их нет, Земли нет.

И что, это был бы Контакт МВ/Большая Вселенная?

В том-то и дело, что вряд ли: Шар сразу закрылся бы. Закуклился. И полетел дальше.

«Э, да что я об этом знаю! Может, и про Контакт придумал зря?.. Если бы не вспомнил о том файле Валерьяна Вениаминовича. Если бы не постиг. Если бы не прилетел… впрочем, поняв, я уже не мог не прилететь. А вспомнил от наблюдения той сверхновой, вспышки, уничтожившей свой мир; от подспудной какой — то тревоги и ассоциации… То есть вроде бы не мог и не вспомнить?!.. Со мной делалось от самого начала? С нами всеми?..»

«Но этот лом, черт бы его взял, коий нелегкая мне поднесла на каком-то этаже. И навязавшаяся в уме поговорка «против лома нет приема». Кто-то будто подстроил эту сцену — и наслаждался ею. Вот, мол, твое место, мыслящая мошка.»

Это наиболее жгло ему память. Поэтому стоически принял от НетСурьеза и насчет «навалил в штаны». Навалить не навалил, но был весь во власти очень сильного чувства. Его будто возносила в башне некая пси-волна… сопротивления, что ли? Ведь ясно же, что рациональней было не переть так наверх, а с проходной по монитору связаться с крышей самому. Это вышло бы и куда быстрее того подъема. А если не с проходной, а с пятого-шестого уровня, с ВнешКольца, где всегда связь и дежурный, так и вовсе. И строго, категорически запретить. Остановить работу. А потом уж подняться, объяснить: так, мол, и так.

Нет, понесло. Чувство это и понесло. Так может, оно и было главным, главнее рациональных соображений? «Не знаю… Может быть, вообще не я спас, а Буров, привыкший ночевать дома. Если бы он был там — с его умением пришпорить работу… В какой мере мы существуем? В какой кажемся себе?..»

И снова Варфоломей Дормидонтович чувствовал себя одинокой мошкой со Вселенскими мыслями. Только теперь без лома.

(И не понимал бедный Бармалеич в академической испорченности своей, что сама Мать-Первичка далеко не бесстрастна, что чувства в мировых процессах весят не менее законов природы, выражаемых формулами.

Это вообще наилучше разумеют политические и религиозные демагоги. Отсюда их речи с разжиганием страстей, факельные шествия, молебенные завывания, публичные процессы и шоу перед телекамерами. Чтоб со взрыдом матерным, с «Ыы!..», как при совокуплениях… и вообще чав-чав и хрясь вдрызь всей эмоциональной ряшкой. Заодно и промежностью, и задницей. Счастьишко, главное, за всем этим светит. Фальшивой субстанции «счастья» сколько было, столько и останется, зато мировые процессы — в частности, понятые Корневым — исполнятся.

А с ломом, конечно, было смачнее, чем без него.)

С этого дня в Табло времен «верхних» включили еще одну отсчетную дату:

Момент-0 текущий 15.3347 ноя

Или

16 ноября 8 часов 2 минуты

… со всеми дополнительными К-причиндалами по уровням -

— как дату Вероятного Конца мира

Если точнее, то планеты Земля и, возможно, Солнечной системы; но для нас это все равно. И отсчетик пошел; каждый мог нажать кнопочку на ЧЛВ и увидеть на экранчике, что прожил дней и часов после — можно по земному, можно в К-усреднении… Но главное, столько дней, часов и минут их уже могло не быть, а раз есть, ДАРОВАНЫ, то спасибо Вселенной, случаю и Любарскому с ломом.

С секундами не уточняли, но что вторую минуту могли не пережить — опоздай Любарский на эту единственную, длящуюся наверху два с половиной часа. Начали бы опыт — и не с первой, так со второй-третьей попытки схватили в Меняющейся Вселенной не то.

Наиболее выразительно выглядел этот момент именно с десятичной дробью, «по — любарски». Привыкли и к ним, что они наращиваются до нескольких девяток после запятой, потом с нулей начинается следующий день текущий; а этот мог на этой дроби, на первой трети суток оборваться — как на незаконченной фразе лектора, на вздернутой в церемониальном парадном шаге ноге — и далее не было бы н и ч е г о. Оборванное «ноя» тоже несло в себе этот оттенок.

— Раз такое дело, — сказал Толюня, — давайте впишем еще один Момент-0. Предыдущий.

— Какой это? — повернулись к нему.

— 26 апреля 1986 года, 2 часа 50 минут, когда вышел из режима 4-й реактор Чернобыльской АЭС. Если бы 190 тонн урана в нем рванули по-настоящему, тоже все кончилось бы на Земле.

— А что, — поддержал Иерихонский, — и ту дату легко пересчитать, будет «Момент-0: 25,118 апре»… а?

— Если на то пошло, — вступил полковник Волков, оказавшийся здесь, — тогда надо и от Карибского кризиса 63 года. Там тоже были моменты-0.

— Нет, не надо, — сказал Буров, — в тех мы не участвовали.

Эта дата, повторю, появилась только на часах «верхних»; в табло времен массового обозрения на этажах и в помещениях она не попала. И в информсети Института об этом происшествии также ничего не сообщалось. Тоже был небольшой спор, который также погасила реплика Бурова:

— Сообщить такое это то же самое, что самим обрезать канаты и отпустить Шар с миром. Или даже помочь ему удалиться за атмосферу, в космос. Нам же житья не будет. Вы этого хотите?

Этого не хотели. Невзирая ни на что.

Крупны, даже громадны были действия НИИвцев в эти два месяца. И Земля оказалась для них мала и тесна, поэтому естественно, что они вышли в космос: сначала в околосолнечный за астероидами, потом в МВ в Шаре. Была в их размахе некоторая соразмерность вселенским событиям, Дрейфу М31, например. Но открытие Пеца-Любарского было неизмеримо крупнее, огромнее, вселенскее.

Наверху была не «МВ», залежь «НПВ» и «МВ-светил», откуда это можно черпать для всяких интересных дел, — Вселенная. Еще более мощная и страшная в своей изменчивости, с размахом от вещества до антивещества, чем та, что окрест.

Громадность этого факта спускала их кувырком вниз.

… и получалось, что МВ-солнца светят зря, что вся гигантская работа по проекту К-Атлантиды была напрасна. «Тема исчерпана и закрыта».

Часть V. СОТВОРЕНИЕ, ОНО ЖЕ СОУЧАСТИЕ

(… поскольку назревают претензии, что автор мало уделяет внимания личной жизни и особенно лирическим пережива своих героев, то мы сейчас не просто восполним недостаток этого дела в романе, но эпиграфами к главам этой части ахнем по любовной лирике в галактическом масштабе. Так сказать, по площадям. Для выполне плана.

Побоку надоевшего К.Пруткова-инженера с его сентенциями! За основу берем знаменитые стихи раннего Евтушенко: