«ЕСЛИ» - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №9 2007 г.

В этой ранней повести вообще много робкого, недоговоренного – начинающий автор пробует материал на ощупь, еще не зная, что он должен разъяснить читателю, а о чем лучше умолчать. Например, героя, проснувшегося в безвоздушном пространстве, тем не менее совсем не тяготит отсутствие скафандра. Циолковский же отделывается великолепной, с точки зрения литературной кухни, репликой: это, мол, загадка, ответа на которую он не знает.

И все-таки для своего времени это была настоящая научная фантастика – дерзкая, увлекательная, быстро нашедшая своего читателя. Неслучайно легендарный издатель Иван Дмитриевич Сытин, до того открывший русскому читателю Эдгара По, Джека Лондона, Жюля Верна, сразу же схватился за произведение дебютанта.

Первый и столь удачный опыт вдохновил учителя из Калуги – в короткий срок были написаны книги (по объему они сходили за брошюрки) «Изменение относительной силы тяжести на Земле», «Грезы о Земле и небе и эффекты всемирного тяготения», девять глав повести «Вне Земли».

В первой, названной откровенно неудачно (там речь идет о каких угодно планетах, но не о нашей), описан грандиозный Большой тур по Солнечной системе. Автор подробно описывает физические условия на разных планетах и размышляет о населяющих их формах жизни, включая разумных существ. И, кстати, впервые делает великолепные предвидения относительно будущей астроинженерной деятельности сверхцивилизаций. Позже он развил эти идеи в философских работах: «Каждая планета устраняет все несовершенное, достигает высшего могущества и прекрасного общественного устройства. Объединяются также ближайшие группы солнц, млечные пути, эфирные острова…» Знатоку фантастики не составит труда перечислить тех, кто развивал аналогичные идеи в НФ – начиная с ефремовского Великого Кольца.

«Грезы о Земле и небе» – еще не художественное произведение, но уже и не документальный очерк. Циолковский ставит классический мысленный эксперимент в духе последующей НФ: что будет, если?… («Тяжесть на Земле исчезла, но пусть воздух останется, и ни моря, ни реки не улетучиваются. Устроить это довольно трудно, предположить же все можно».)

А самая литературная из его книг – это повесть «Вне Земли». Полностью она впервые опубликована лишь в 1920 году – тиражом в три сотни экземпляров. В книге есть интрига, намечены герои (а не просто «рассказчики») и речь идет не только о природных явлениях или технических достижениях, но и о социальных переменах в будущем, какими они виделись Циолковскому. Конечно, все это очень условно и приблизительно; да и персонажи носят подчеркнуто говорящие фамилии – француз Лаплас, англичанин Ньютон, немец Гельмгольц, итальянец Галилей, американец Франклин. Только русский почему-то назван… Ивановым, хотя ему-то и принадлежит честь открытия способа межпланетного путешествия.

В повести много темного, неясного. Почти все, писавшие о ней, упирали на научно-технические прогностические идеи, и это справедливо: именно последние подробнее «расписаны», а кроме того, выдержали проверку временем. Однако когда я перечитывал книгу, внимание привлекли другие, ранее казавшиеся несущественными детали. Фон, который сам автор, видимо, вполне представлял себе, но не счел нужным расшифровывать читателю.

Что может означать, к примеру, этот странный мини-пролог, названный «Замок в Гималаях»? «Между величайшими отрогами Гималаев стоит красивый замок – жилище людей. Француз, англичанин, немец, итальянец и русский недавно в нем поселились. Разочарование в людях и радостях жизни загнало их в это уединение. Единственною отрадою их была наука. Самые высшие, самые отвлеченные стремления составляли их жизнь и соединяли их в братскую отшельническую семью. Они были баснословно богаты и свободно удовлетворяли все свои научные прихоти…»

Тут буквально каждое предложение может послужить отправной точкой для построения сюжета, обрисовки образов!

Или другой пассаж, требующий какого-то продолжения, развития, но… так и «провисший»: «Все это были люди разочарованные, нравственно потрясенные. Кто потерял трагически жену, кто детей, кто потерпел неудачи в политике и был свидетелем вопиющей неправды и людской тупости. Близость городского шума и людей растравляла бы их раны. Величие же окружающей гористой местности, вечно блестевшие белоснежные горные гиганты, идеально чистый и прозрачный воздух, обилие солнца – напротив, успокаивали их и укрепляли».

А короткие главки, рассказывающие о жизни на Земле в 2017 году… Циолковский их почти не развил, оставив только предельно лаконичные конспективные наброски.

Можно лишь пожалеть, что для него самого земное будущее не представляло столь же острого интереса, как «небесное». Как знать, не потеряли ли мы еще и самобытного утописта, который мог бы дать пищу для размышлений о наших земных делах, если б не был всецело одержим звездами.

Сам Циолковский, впрочем, хорошо представлял себе время, когда взойдет, начнет плодоносить и эта космическая нива. В 1913 году он написал пророческие слова: «Основной мотив моей жизни: сделать что-либо полезное для людей, не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хотя немного вперед. Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы, но я надеюсь, что мои работы, может быть, скоро, а может быть, в отдаленном будущем – дадут обществу горы хлеба и бездну могущества».

Сколько и чем придется заплатить за «хлеб и могущество», утописты-романтики, как правило, не думают. За них это делают другие – циники и прагматики.

РЕЦЕНЗИИ

Владимир ВАСИЛЬЕВ

СОКРОВИЩЕ «КАПУДАНИИ»

Москва: АСТ-Хранитель, 2007. – 317 с.

(Серия «Звездный лабиринт»).

8000 экз.

Сегодня, кажется, редкий фантаст не пытается что-то доказать мейнстриму: ну, хотя бы банальное, что, мол, фантастика тоже литература… Кто-то роман без диалогов напишет, кто-то на 300 страниц лекцию о Боге прочтет. Главное – чтобы как у них, в толстых журналах. Эксперимент! Постмодерн! Графоманы из МТА и те пытаются выдать что-нибудь такое-эдакое с оглядкой на толстожурнальную вечность (sic!), что уж говорить про авторов со стажем. Собственно, просто хорошая фантастика – та, которая не стремится в списки букеровских номинантов – большая редкость.

Лично мне В.Васильев симпатичен какой-то непрошибаемой и непотопляемой любовью к «чистой» фантастике, которую интересно читать хоть в метро, хоть дома; которая вызывает теплую ностальгию по детству, по звездным армадам Гамильтона и экзотике Буссенара.