Михаил Ишков - Заповедник архонтов

Я утвердительно поскреб висок, попытался объяснить.

— Мы оказались нежеланными или слишком беспокойными гостями. Кстати, океан!.. Немедленно снимай своих людей, я разыщу Огуста. Всем немедленно отступить к берегу, держать курс на плот.

Я не слушал ничьих возражений. Прибежавший с позиций Тоот начал было доказывать, что врагу никогда не прорваться через завалы. Пришлось хлестнуть его ментальным бичом. Он так и замер на полуслове. Когда же колонна беглецов, собрав снаряжение и оружие, скорым шагом двинулась в сторону укрытия, я придержал удивленного Огуста и заявил.

— Взгляни на небо.

Затем выбрал вершину роскошного плауна, передвинул начальника и объяснил, куда следует смотреть.

Некоторое время тот внимательно наблюдал за солнцем.

— Оно движется в обратную сторону?

— Точно так, — почесался стоявший рядом Неемо. — Учитель говорит, что местность вокруг ополчилась против нас.

— Я ждал этого, — Огуст повел себя на редкость выдержанно. — О том и в анналах о деяниях Героев говорится. В стране Черного гарцука для нас нет пристанища. Здесь каждая песчинка — враг, каждая капля влаги пропитана ядом! Как быть, учитель?

— Попытаемся отправиться на острова, там схоронимся.

— Может, лучше в горы, — предложил Третий столп. — Воины гарцука не слишком ловки. Мы сможем сбивать их по одиночке.

— Но в горах обвалы, снежные лавины, селевые потоки. Кто знает, что может обрушиться на нас?

— Ты же горец. Это твоя стихия, — заявил Огуст. — Ты будешь предупреждать нас.

— Предупреждать? — страстно почесался я. — В горах, Огуст, не надежны ни камень, ни лед, ни скала! Особенно, если ими правит чуждая, враждебная поселянам воля. Ночью в горах мы можем потерять друг друга. Собственно, о чем спор, — вдруг согласился я. — Что горы, что море — выбор не велик. Никто не может сказать, где безопаснее.

— В горах есть выход в туннель! — воскликнул Огуст.

— Но мы не знаем, где он и куда он ведет!

— Хорошо, — почесался Третий столп, — я доверяю твоей мудрости.

Когда мы спешно взобрались на вершину прибрежного холма, плот, спрятанный в небольшой бухте, уже был спущен на воду. Края бухты были обставлены крутыми откосами, только в средней ее части, вдоль линии прибоя тянулась узкая полоска пляжа. Два матроса с «Калликуса» хлопотали на плоту, готовились к отплытию.

В следующий момент внезапно налетевшим шквалом нас едва не сбросило с верхней кромки прибрежного откоса, запорошило глаза. Когда мы прозрели, из глубины плавно смыкавшихся вдали оранжевого, с персиковым оттенком неба и бирюзового, в синеву океана, донесся глухой гул. Он нарастал, скоро обратился в рокот, начал расслаиваться на грохочущие раскаты. Наконец на водной глади обозначилась туманная, пропитанная чернотой полоска. Она медленно приближалась, на глазах превращалась в водяной вал. Мы закричали матросам, чтобы те спасались бегством, однако они были значительно ниже нас и только-только различили набегавший шум. Возможно, этих нескольких мгновений и не хватило. Внезапно ход воды ускорился, и многометровая, темная, как ночь, сбросившая пену, волна ударила в прибрежные скалы. Плот мгновенно опрокинуло, матросы отчаянно замахали руками. Их закрутило, потом швырнуло на камни. Тут же вода отхлынула. Спустя несколько мгновений муть осела, глубь прояснилась, и прежняя тишь и благодать воцарились на море. Только на поверхности плавали деревянные обломки, и оба матроса, бездыханные, лежали на осклизлых валунах.

Мы бросились в ту сторону, догнали спускавшуюся в бухту группу хордов. Оттащили на песок тела погибших товарищей. Все молча, в отчаянии, смотрели на них.

— Теперь в горы! — выкрикнул я. — Все в горы. Скорее!!

— А как же ребята? — спросил помрачневший главный инженер. — Нельзя же их здесь бросать.

— Да, — откликнулся Огуст и отвел глаза. — Мы их похороним… Там за холмом, подальше от берега.

После погребения толпа поселян направилась в горы. Шли быстро, в ногу, постоянно почесывались, озирались. Петухи беспричинно, то и дело поправляли оружие, курочки старались не отставать, каждая тащила столько груза, сколько могла. Впереди вышагивал высокий Неемо — держал курс на пологую седловину, в том месте было решено перевалить через хребет. Мы с Огустом, не сговариваясь, начали помаленьку отставать, необходимо было отдать павшим последние почести. Это было трудное испытание. Я, с трудом удерживаясь от истерического почесывания, прочитал молитву, благословил Огуста — провел ладонью по его лбу — и тот замкнул цепь. Два глухих взрыва донесли до нас со стороны прибрежных холмов. Мы не имели права оставлять гарцуку тела наших Героев.

— Может, оно и лучше, — после недолгой паузы вымолвил Огуст. — Я бы не хотел, чтобы моя плоть покоилась в этой поганой земле.

Признаться, я тоже.

Чувствительные колебания почвы застали нас, когда мы одолели сосновый бор и через папоротниковые заросли начали взбираться на холм, один из многих в цепи предгорных возвышенностей. После первого толчка поселяне попадали на камни, опять принялись сцеплять руки в замок, прикрывать ими головы. Через момент колыхнуло мощнее, и земля под ногами заходила ходуном. Гигантская трещина пересекла склон, разделила нас на тех, кто остался ближе к вершине и тех, кто только начал взбираться наверх.

На этот раз арьергард вел Неемо. Капитан сразу сообразил, что к чему. Приказал немедленно валить деревья, ладить канатную переправу. Мы перебросили ему веревки, и уже через несколько минут упакованные заплечные мешки один за другим поплыли на нашу сторону. Я подобрался к самой кромке, заглянул в трещину. Обычный стратиграфический разрез: культурный слой, осадочные породы, ниже что-то вроде известняковых пластов.

Но ведь так не могло быть!

Зачем?

По какой причине нас вообще допустили в этот древний заповедник? Не знаю, в ту ли секунду или чуть позже, когда истошный вопль одной из оставшихся на другой стороны трещины мамки возвестил о приближении воинов Черного гарцука, мне пришло в голову, что сейчас самое время позабыть о поиске ответов. Объяснения в этом случае помочь не могли. Я был уверен, что они существуют, но теперь следовало подумать о том, как спасти свои шкуры, а для этого необходимо напрочь забыть о том, чего ты не знаешь, и вспомнить то, что тебе хорошо известно.

Если архонты порой баловались спектаклями, в которых цунами сотнями топили собранных на берегу, обреченных на смерть биокопий; щекотали себе нервы гекатомбами жертв при землетрясениях; или тысячами, для полноты статистики, замораживали их в исследовательских целях, а то и натравливали взращенных ими гладиаторов друг на друга, — эта страшная догадка вряд ли могла помочь нам добраться до четвертого выхода. Отогнал и едкую мыслишку, а зачем, собственно, мы стремимся к этому мифическому туннелю?