Валерий Заворотный - Кухтик, или История одной аномалии

- Докладать, докладать, - ответили ему. - Чего ж забирать, коли процент растет.

На том разговор угас. Кухтик отошел в сторону, поднялся на каменную ступеньку, вынул из кармана смятую пачку дешевых сигарет, достал спички и закурил. Прежде чем положить пачку обратно, он пересчитал сигареты. Оставалось семь штук. В месяц по талонам ему полагалось четыре пачки. Кое-что можно было иногда купить в магазине, если угадать время. Правда, очередь обычно выстраивалась ещё затемно, а он, натаскавшись тяжелых коробок на складе, где теперь работал, часто не мог утром продрать глаза.

Кухтик курил и вспоминал безмятежные дни в институтской мастерской. Вспоминал академика, умершего год назад. Вспоминал лаборанта Беню, пропавшего неизвестно куда и только раз за это время забежавшего к нему, принеся в подарок банку тушенки из гуманитарной помощи. Тушенку, как помнится, они съели все вместе - с Надькиным отцом и Колькой, закусывая водку, которую тоже давали по талонам. Тогда еще, кажется, по две бутылки в месяц.

- Ну, как дела, Игорек? - расслышал он за спиной и оглянулся.

Невдалеке у дверей института стояли двое мужчин. Один - высокий, в строгом темном костюме, и другой, пониже, в распахнутой кожаной куртке, с толстой золотой цепочкой на шее.

- Дела идут, - отвечал кожаный. - Народ балдеет.

Высокий в костюме покосился на очередь.

- Ну, ты не очень, не очень-то петушись, - сказал он.

- Дураков не сеют, не жнут, - хохотнул его собеседник. - Лучше скажи, куда бабки пристроим? Я вот думаю, может, в кастрюльный вложить? Загибается совсем. По дешевке ухватить можно.

Высокий взял его за плечо.

- А вот думать, Игорек, тебе не надо. Ты делом занимайся.

- Так я ж и занимаюсь, - слегка обиделся кожаный. - А насчет кастрюльного...

- Насчет кастрюльного, - сказал человек в костюме, - выкинь из головы. Это у тебя головокружение от успехов. Деньги, Игоречек, портят человека. Логика мышления нарушается.

- Да ладно тебе! - Кожаный отодвинулся и высвободил плечо.

- Значит, так, - негромко сказал высокий мужчина, - завтра же все в зелень переведешь. Пока курс держится. Скоро вверх поползет. Так что все в баксы. Понял?

- За бугор качнешь? - спросил кожаный.

- Найдем, куда качнуть, - ответил ему высокий сухо. - И не надо лишних вопросов задавать. У меня и так голова от вопросов болит. Один господин Рогозин чего стоит.

Услышав знакомую фамилию, Кухтик повернулся и съехал ногой со ступеньки. Говорившие разом смолкли. Высокий человек пристально посмотрел на него. Уши Кухтика стали красными. Он бросил на землю недокуренную сигарету, неловко растер её подошвой и зашагал прочь.

Шагая вдоль молчаливой очереди, он чувствовал, что высокий и кожаный смотрят ему вслед. Но, может, это ему только казалось.

Кухтик ускорил шаги и быстро свернул за угол. Перед ним открылась главная лукичевская площадь. Посреди на каменном постаменте стоял лысый бронзовый человек. У подножия пьедестала на грязных деревянных ящиках сидели несколько старушек, разложив перед собой на таких же ящиках кучки каких-то тряпок и пучки зелени.

Кухтик остановился, посмотрел на памятник, на блеклое, с чередой облаков небо над головой бронзового человека и двинулся в обход площади. Пройдя мимо самого красивого в Лукичевске здания, он ещё раз свернул, миновал несколько улочек, прошагал вдоль длинного, похожего на барак магазина, где на дверях висел лист бумаги с надписью "Талоны за август отовариваются с 1 сентября", снова повернул и вышел к проходной кастрюльного завода.

У дверей проходной он увидел мужчину с красным лицом и большим портфелем в руке. Мужчина стоял, обратясь к распахнутым дверям проходной, и что-то громко кричал.

- Да пошли они все к едрене матери! - услышал Кухтик. - Так и передай! И пусть не звонят больше!

Из проходной ему ответил хриплый, неразборчивый голос.

- А я их в гробу видал! - выкрикнул краснолицый мужчина. - Мне за товар не платят, и я им платить не буду. Пусть хоть застрелятся!

Он взмахнул портфелем, плюнул на землю и, бормоча что-то себе под нос, направился в сторону Кухтика. "Пропади оно все пропадом!" - расслышал Кухтик.

Он подождал, пока краснолицый свернет в переулок, ещё немного постоял и пошел назад.

Возвратясь к дому, Кухтик поднялся по лестнице, стены которой были исцарапаны надписями, а лампочки на площадках вывернуты, отыскал в полутьме замочную скважину и открыл дверь.

Войдя, он остановился на пороге. Весь коридор, вплоть до дверей кухни, был заставлен листами фанеры. В конце коридора, прислонясь к стене, стоял Надькин отец.

- Во, погляди, малой, погляди! - сказал он и ткнул пальцем в фанерный лист. - Эт знаешь что?

Кухтик оглядел коридор и ничего не ответил.

- Эт, малой, зарплата моя. Агась! - Надькин отец сделал шаг от стены и пнул фанеру ногой. - Во чо деится!.. Пошел деньгу получать. Думал, суки, хоть в этот раз выдадут. А мне фанеру суют. Не хошь, говорят, не бери. Денег-то все одно не будет. Нету у их денег. Понял?

- Да-а-а, - протянул Кухтик, не зная, что сказать.

- Вот те и да... Докатилися, мать твою!.. - Надькин отец стоял посреди коридора, опустив руки. - Да на хрен мне эта фанера? Я её и так сопру сколько надо. А и не взять нельзя... Во жисть!

Кухтик шмыгнул носом, ещё раз поглядел на фанерные деньги и направился к дверям своей комнаты. У самых дверей Надькин отец нагнал его.

- Слышь, малой? А еще, покамест меня не было, знаешь, чо моя учудила? - Он оглянулся и перешел на шепот: - Взяла, дура, все эти ваучера наши и в этой - как ее? - в "Аномалии" на ихние бумажки обменяла. Говорит, по зиме мильен давать будут. Совсем сдурела... Ты-то свой ваучер ешо не пристроил?

- Нет, не пристроил, - ответил Кухтик.

Надькин отец снова оглянулся.

- Послушай, может, это... Может, у них там и впрямь чо дадут? А? Как думаешь?

Кухтик пожал плечами.

- Во жисть! - вздохнул Надькин отец. - Куды ни кинь, всюду клин!

Он крякнул и пошел обратно по коридору.

Переступив порог комнаты, Кухтик зажег свет, подошел к шаткому столу, за которым когда-то готовил уроки, сел, опустил плечи и подпер голову руками. За окном в темноте тоскливо шуршали листья. Он взял со стола лежавший там листок бумаги и рассеянно поглядел на него. На прямоугольном листке с тонкими разводами замысловатых линий была нарисована картинка белый дворец на берегу широкой реки - и стояла крупная надпись "10 000 рублей".

Кухтик держал в руках свою долю собственности страны.

Стоимость её равнялась стоимости двух пар ботинок.

* * *

- Подобная трактовка вопросов собственности, как мне представляется, связана с упрощенной конструктивистской интерпретацией общественного устройства, выхолащиванием основных понятий и приданием им субстантивного содержания, - закончил Колобок свою мысль.