Яна Завацкая - Холодная зона

Две недели спустя, после торжественного вручения аттестатов, состоялся традиционный поход выпускников. Шли в горы на целую неделю, пересекали два хребта и устраивали большую дневку на берегу кристально чистого озера Айкуль. То была школьная традиция — вместо выпускных балов и унылых чествований. Дневка, после трехдневного напряженного перехода по горам, была тем самым балом и праздником. Каждый выпускник мог взять в поход двоих младших друзей, Ли пригласила Юльку, которая задерживалась в школе еще на год, и своего подопечного Васю. Кроме этого, в поход шли все учителя, которые имели отношение к выпускникам этого года. В итоге пестрый табор, который осел на берегах голубого Айкуля, оказался довольно многочисленным.

Валера был нарасхват — он и так каждый вечер играл у костра, а на дневке вокруг него то и дело собиралась маленькая толпа. Но и Ли то бежала купаться с девчонками, то разбиралась с проделками Васи, то участвовала в каких-то играх.

— Лийка, меня пацаны зовут — поплывем рыбачить на лодке. Уху хочешь вечером?

— Давай-давай! — улыбнулась Ли, — добытчик ты наш!

Валера ухнул филином и убежал с друзьями. Ли подумала, что уже надо готовиться к ужину — ужин на дневке всегда торжественный. Вокруг гигантского кострища шли хлопоты — чистили картошку, лук, смешивали какие-то соусы. Но занятия для Ли было не видно. Она подхватила было топорик — колоть бревна. Но ощутила спиной взгляд, обернулась. В нескольких шагах от нее стоял Ресков.

— Товарищ капитан? — она выпрямилась. Ресков без улыбки кивнул и пошел в сторону леса. Ли двинулась за ним.

— Нам надо поговорить, — не оборачиваясь, произнес Ресков, — ничего особо секретного. Но отойдем в сторонку.

Они молча миновали поляну, дошли до широкого, поваленного грозой древесного ствола. Здесь Ресков остановился. Ли вскочила на ствол, уселась, выжидательно глядя на кобриста.

— Ты уже думала о том, куда пойдешь служить? Есть определенные планы?

— Пока нет. То есть мы хотели вместе с Валерой Кузьминым, но пока не подали.

— Вот что, Морозова, — произнес Ресков, — я и товарищи из Кузина — мы считаем нужным рекомендовать тебя в Профшколу КБР в Ленинграде. После службы, разумеется.

— Но это же невозможно, — вспыхнула Ли, — я хочу сказать, что…

— Я понимаю, — кивнул Ресков, — туда нет свободного доступа, но и рекомендация должна быть обоснованной.

Система профессионального образования в СТК имела очень мало общего с прежними буржуазными системами. Никакого деления на «высшее» и «среднее» образование больше не было. Таким образом исключалось создание касты людей с высшим образованием, мнящих себя выше и лучше остальных, недообразованных — что было серьезной ошибкой в Первом Союзе (как и другие моменты, копирующие буржуазную действительность). Разумеется, какие-то работы и допуски требовали трехлетнего образования, другие — четырех, пяти- или даже восьмилетнего. Чаще всего люди получали по любой специальности базовое — три-четыре года, а затем наращивали его так, как им хотелось — получали какую-то специализацию, расширяли знания.

Однако были профшколы и специальности, куда не было свободного доступа для всех.

Так, образование педагога могли получить только люди с жизненным опытом: иногда засчитывалась служба в армии (смотря, какая и где), но желательно было не только отслужить, но еще иметь и какое-то другое образование и опыт работы в другой сфере. Это объяснялось просто: учитель — авторитет для детей, а какой может быть авторитет у вчерашнего выпускника? Настоящий авторитет — не зависящий от животного иерархического статуса, настоящая уверенность в себе приходит лишь с трудовым опытом.

То же относилось к профессиям идеологической сферы — журналистам, редакторам, режиссерам, пропагандистам, но там подход был еще строже. Кроме жизненного опыта (оцениваемого индивидуально), там требовалась еще и партийность, а учитывая строгий подход к каждому партийцу, постоянные проверки и чистки, это было очень нелегко.

Часто это требование — партийности — предъявлялось там, где речь шла о расширении базового образования. Скажем, чтобы инженер смог руководить предприятием, требовалось уже шестилетнее образование, но для получения дополнительных двух лет инженер должен был не просто состоять в партии, а делом доказать, что его интересует не личная власть и корысть, а процветание рабочего народа. Под «делом» понималась, например, служба в армии в «горячей точке», добровольный труд в течение нескольких лет в Пограничье, в зараженных районах, на эпидемиях, в нищих, разоренных войной областях. Хотя бы работа младшим салвером или спасателем. Конечно, и это не гарантировало стопроцентно от попадания корыстолюбцев на высшие должности — но все-таки сильно уменьшало их процент.

На некоторые — в основном научные — специальности — критерии отбора были другими. Биолог с четырехлетним базовым должен был проявить себя как энтузиаст науки и интеллектуал, выпустить несколько статей, работ, взять либо количеством и трудолюбием — либо неожиданным ярким открытием, и только тогда ему позволялось закончить следующую ступень — два или три года — и заниматься большой наукой официально, в качестве, скажем, руководителя лаборатории. Словом, если базовое образование было доступно абсолютно всем, то за его расширение приходилось побороться.

До сих пор еще находились идеалисты, требующие «всем высшее образование без ограничений». Их аргументы были просты: ведь при коммунизме главное — всестороннее, свободное развитие каждой личности, как же можно перекрывать хоть кому-то доступ к любому уровню образования?

Подавляющее большинство реалистов, однако, отвечало просто: до коммунизма еще далеко. Мы в переходной фазе. И в этой фазе особенно высока опасность формирования элит в любой форме — ибо эти элиты совершенно неизбежно захотят обрести частную собственность, ощутив себя выше и лучше остальных. Так было с интеллигенцией Первого Союза и с бюрократической прослойкой этой страны. И чтобы этого не случилось опять — наверх должны попадать только те, кто готов служить народу, а не себе. Для этого и были созданы сложные фильтры с целой системой критериев.

… Но профшкола КБР выстраивала самые, пожалуй, непреодолимые барьеры для желающих в нее поступить.

На первом послевоенном этапе еще только формирующийся КОБР допустил немало ошибок, в результате репрессиям нередко подвергались невинные люди. Немало слетело и голов кобристов в итоге — причем слетело не в переносном, а вполне буквальном смысле, в те годы виновных или мнимо виновных довольно легко расстреливали. Еще совсем недавно были вскрыты серьезные нарушения в работе КОБРа, из ЗИНов выпущены люди, посаженные туда незаконно.