Гордон Диксон - Вечный человек

— Это, конечно, замечательно, — проворчал Моллен, — но вот что будет, когда лааги научатся освобождать свой разум от тела, как вы двое и Рауль? Тогда они смогут общаться с мыслелюдьми напрямую. И поскольку, согласно вашим отчетам, мыслелюди способны на прямое общение между разумами и тут им перевода не нужно, то лааги смогут договариваться с ними сами.

— Ну, для начала, — сказал Джим, — я думаю, что пока лааги не взглянут на свое существование куда шире, они не смогут освобождать разум от тела. Мы установили, что, прежде чем покинуть тело, нужно очень сильно захотеть это сделать. А для лаага покинуть тело на уровне инстинктов означает бросить самый надежный инструмент для работы, которая оправдывает их существование.

— Ну а если кто-нибудь все-таки сумеет? — сказал Моллен. — Тогда они смогут иметь дело прямо с мыслелюдьми.

— Не думаю, — ответил Джим. — Мыслелюдям будут чужды очень многие их понятия, и наоборот, так что друг от друга, если попробуют разговаривать, они будут слышать в основном пропуски. Мы с Мэри еле сумели договориться с мыслелюдьми, а они уже успели попрактиковаться на Рауле. Плюс к тому, как я уже сказал, у нас, в отличие от лаагов, с ними много общего, а лаагам этого не добиться, если они не изменят кардинально свой взгляд на мир. Вы можете себе представить, как объяснить лаагам, что такое симфония?

— Но то, что мы называем искусством, — это не совсем то, чем занимаются мыслелюди, — вставил Моллен.

— Верно. Но у нашего искусства с их «танцами» достаточно общего, чтобы у нас с Мэри появилось общее с мыслелюдьми понятие, даже если под ним мы имели в виду не совсем одно и то же. Это дало нам основу для общения, — сказал Джим. — Об этом я и говорю. Мы достаточно близки к мыслелюдям, чтобы нам было на чем строить взаимное общение. И с лаагами у нас достаточно общего, так что и тут есть с чем работать. Но я не вижу, что может объединять лаагов и мыслелюдей, чтобы на этом основывать контакты. Даже если я не прав и они это сумеют, с нами им все равно легче будет разговаривать, чем друг с другом, так что это все равно дает нам шанс быть посредниками.

— Мэри? — спросил Моллен, взглянув в ее сторону.

— Извини, Луис, но он прав, — произнесла она, — по крайней мере, насчет взглядов лаагов. Конечно, мы коснулись только верхушки айсберга в их изучении, но на основе наших нынешних знаний я должна признать, что Джим прав.

— Понятно, — ответил Моллен задумчиво. — Боже мой, если ты действительно прав и человечество сможет стать посредником между двумя расами...

Он сидел, уставившись в никуда, но вдруг резко повернулся к Джиму.

— Даже если это возможно, остается вопрос, как именно это делать, кому что предложить, — сказал он. — Я вот к чему веду, полковник. У вас не было полномочий заключать договоры и соглашения с неизвестными расами. С какой стати вы пригрозили этим мыслелюдям, что лааги, или даже мы, будем двигать звезды? Большей чепухи я в жизни не слышал!

— Прошу прощения, сэр, — сказал Джим, — я там был один, и надо было срочно что-то сделать. Пришлось импровизировать. И потом, почему бы не посоветоваться со специалистами. Мы раса инженеров, и лааги тоже. Все, что мы хотели сдвинуть, мы рано или поздно сдвигали, и в отношении таких вещей лааги на нас очень похожи. Если будете это обсуждать, предложите специалистам рассмотреть возможность перемещать звезды с использованием физики фазового перехода. Вы же знаете, чтобы передвинуть командный корабль, энергии нужно ничуть не больше, чем для передвижения истребителя. А как только переход рассчитан и запущен, для перехода на десять световых лет требуется применить не больше силы, чем для перехода на десять сантиметров, потому что в физическом смысле никакая масса вообще не передвигается — меняется только определение ее положения во вселенной. Почему нельзя сделать то же самое со звездой?

Моллен свирепо посмотрел на него.

— Ты хоть представляешь, что за муравейник разворошил? — спросил генерал. — Если возможно будет сдвинуть звезду — или планету — куда захочешь, тогда... Я даже не буду пытаться определять открывающиеся возможности!

— Ну, может, это и невозможно, особенно на практике. А может, такое передвижение слишком дорого нам обойдется. Но я решил, что такую возможность стоит упомянуть специалистам. И вообще, на самом деле нам ни к чему двигать звезды. У меня есть догадка, что когда мы получше разберемся с тем, что мыслелюди называют танцем дыр в галактике, то нам не захочется ни при каких обстоятельствах нарушать этот танец из-за возможных последствий. Нам только надо подать мыслелюдям идею, что мы — или лааги — рано или поздно такое сумеем.

— Разумеется, — сказал Медлен. — Ну, если это все припасенные для меня бомбы, то я объясню, чем вы дальше будете заниматься. Мэри и ты теперь будете работать отдельно...

— Извините, что перебиваю вас, сэр, — сказал Джим, — но есть еще одна бомба.

— Еще одна? — уставился на него Моллен. — Надеюсь, поменьше предыдущих?

— Не обязательно, — сказал Джим извиняющимся тоном. — Может, даже и побольше.

— Боже ты мой! — Моллен откинулся назад в кресле. — Ладно, давай выкладывай.

— Очевидно, мыслелюди не могут потеряться нигде в галактике, — сказал Джим. — Может, они и во всей вселенной не могут потеряться, но это уж я не знаю. Но в нашей галактике они точно ориентируются, потому что видят то, что они называют «узором» гравитационных сил, протянутых между большими кусками материи, как минимум, планетами и звездами, а может, и вплоть до пылинок. Именно вокруг этого узора они плетут свои «танцы», и они также используют его, чтобы найти дорогу откуда угодно куда угодно. Кроме того, они видят предметы любого размера на расстоянии во много световых лет, может, даже через всю галактику.

— Правда? — сказал Моллен и с секунду смотрел на Джима. — Если это правда, то это удивительно. Ладно, согласен, эта бомба еще больше. А теперь...

— Я еще не закончил, сэр, — сказал Джим. — Бомба будет сейчас. Я думаю, что мы можем научиться видеть этот узор. Это будет значить, что нам больше не понадобится прокладывать курс по диаметру через центр массы галактики и мы сможем делать прыжки на любое расстояние с большой точностью.

Моллен долго смотрел на него.

— Я уже боюсь спрашивать, — сказал он, — но все-таки спрошу. Почему ты считаешь, что такой узор и правда существует, а тем более что мы сумеем его увидеть и использовать?

— Потому что, когда мыслелюди повели нас с Мэри танцевать, и потом, когда я вернулся с «ИДруга» на базу, мне показалось, что я его видел. Особенно при возвращении с «ИДруга» в свое тело я видел или чувствовал — это трудно описать — нити или пряди, или как это назвать, между Солнцем и Землей.