Евгений Акуленко - Ротмистр

— …Пошла отсюда, шалава! — зашипел дородный швейцар и, мгновенно изменив выражение лица с презрительного на подобострастное, услужливо распахнул дверь перед посетителями респектабельной ресторации. — Пошла, говорю! Ваши, вон, в переулке стоят!..

Иилис гнали отовсюду. Застиранный льняной сарафан с прорехами дыр, простецкий платок и босые ноги уважения в глазах окружающих ей не прибавляли. Иилис покорно ретировалась, смирившись с тем обстоятельством, что первыми словами в ее лексиконе станут бранные. Ноги вынесли Иилис к местному привозу, сборищу городской голытьбы. В дешевых трактирах горланили песни, кто-то спал на охапке грязной соломы, подложив под голову сапог почивающего рядом товарища, кто-то сидел под крыльцом с расквашенной физиономией, пуская розовые нитки слюны. Под телегами, укрывшись от полуденного зноя, резались засаленными картами извозчики. Вдоль залитой кислыми помоями брусчатки, подпирали заборы и глухие стены уличные девки, грязные, пьяные, некоторые с грудными младенцами на руках. На все это действо лениво взирал городовой, ежеминутно зевал, прикрывая рот волосатым кулачищем, отмахивался от назойливых зеленых мух.

— Ух ты, моя сладкая!.. — Иилис ухватил за задницу какой-то бородатый мужик. Результатом, по-видимому, остался доволен. — Ох ты!.. Ядрена!.. Пойдем-ка за угол, голуба… Иилис попыталась отстраниться, но мужик не отставал. Пахло от него водкой, ночлежкой и едким щелоком. Скорее всего, будет дядя из крестьян, подавшихся на заработки. Трудится где-нибудь на красильном предприятии. Этот супружницу обнимал давненько, по женской ласке соскучился. Городовой поглядел в их сторону, равнодушно отвернулся. Такое дело здесь не редкость. Иилис покорно дала себя увлечь в глухую подворотню и, как только охочий мужик, сопя, полез под юбку, вырубила его двумя точными ударами, аккуратно уложив в тень. Пошарила по карманам, позаимствовав кошель с пригоршней медяков, выждала какое-то время и вернулась на площадь, демонстративно одергивая подол. Это на всякий случай. Если кому-то в голову пришло за ней наблюдать. Начинать свою карьеру с уличной проститутки Иилис желанием не горела. Просто не видела смысла. Без особого труда можно претендовать и на более высокую общественную ступень, скажем, раздобыв платье поприличней. А заодно уж и хороший мешочек с монетами. Но судьба распорядилась иначе.

— Ты чего здесь потеряла, лaхудра рваная? — с боков воинственно обступали продажные девки, усмотрев, не иначе, себе конкурентку. Слов Иилис не понимала, но смысл угадывала совершенно точно.

— Мы тебя сейчас так уработаем, что даже каторжник не позарится!..

Благостное впечатление о планете сразу сошло на нет. Здесь даже такое место под солнцем нужно было отвоевывать. Иилис пятилась, в надежде укрыться от лишних взглядов и разобраться в ситуации по-тихому, скоренько отправив назойливых шалав в нокдаун. Сносить побои она не собиралась. Однако такое отступление противницы расценили, как попытку к бегству, и набросились разом, как собачья свора.

Затрещала рвущаяся материя, заверещал свисток. С хохотом и улюлюканием наблюдали за потасовкой зеваки. Дерущихся разняли. Иилис грубо удерживал за локоть давешний городовой. Шалавы же благополучно разбежались.

— Тэ-экс!.. И откель ты такая будешь? Ась?..

Иилис злилась. Глупейшим образом встрять в оказию и оказаться в центре внимания на ровном, можно сказать, месте. Удел скаутов – тень. Молниеносный удар из темноты, многоходовые комбинации. Красивого начала не получалось. Иилис собирала лицом все кочки. Едва ли не в буквальном смысле.

— Я тебя спрашиваю, кто ты такая есть! А? Имя, фамилия… Ну!.. — городовой встряхнул Иилис за руку. — Молчишь… Немая что ль?.. Эй! Кто знает эту кралю?..

Народ пожимал плечами, расходился, утратив к происходящему интерес.

— Коли так, пошли в участок. Там разберемся…

— Постойте! — городового окликнула дамочка лет сорока. — Это ж дурочка!.. Из деревенских…

Собою дамочка была невысокого роста, с припухлыми густо нарумяненными щеками, в широкополой черной шляпе с торчащим пучком каких-то цветов и перьев и вуалью, ниспадающей, как бахрома с поганки. Дамочка что-то пошептала городовому на ухо, сунула тому смятую бумажку и многообещающе потрепала за ремень. После чего за руку Иилис держала уже она. Звали дамочку мадам Софи. Помимо знаменательной шляпы она снискала себе известность еще и благодаря тому обстоятельству, что содержала особняк на окраине, где всяк страждущий мог легко сыскать утехи недвусмысленного рода. Если, конечно, отыщется у такого страждущего в кармане рубля два-три. А лучше – пять. Гостя денно и нощно ожидали с распростертыми объятиями два десятка девиц, подобранных опытным глазом на любой вкус и калибр. Сама мадам ввиду возраста и обрюзгшего тела с головой ушла в хозяйственные хлопоты и самолично услуг более не оказывала, но, представься такой случай, еще задала бы копоти. За плечами ее, а сказать вернее, за иными частями тела, накопился опыт столь богатый, что ежели кому пришло бы в голову собрать всех любивших ее кавалеров воедино, то получился бы в том месте уездный город. Мадам держала девушек в строгости и за любую провинность наказывала копейкой. Хотя, в дурном настроении, не гнушалась попользовать и кожаного ремня, рискуя на какое-то время попортить товарный вид наиболее аппетитных прелестей. Однако самым страшным наказанием считалось изгнание. Среди уличных проституток попасть под крыло мадам Софи почиталось за счастье. Ибо здесь труженице кровати полагался полный пансион и регулярный осмотр у врача.

— Эк ты страшилища-то! — схватилась мадам за сердце, узрев лысую голову новенькой. — Кто ж тебя так?.. Иилис неопределенно дернула плечом.

— Сыщите-ка этой парик поприличнее! — мадам кликнула горничную. — А то она мне всех клиентов отвадит… А ты и впрямь что ли немая?

Иилис кивнула.

— Ну, оно и к лучшему… Надо бы тебе имя придумать… Франя… Будешь зваться Франей, поняла? Ну, ступай…

Первое время Иилис не трогали, позволив освоиться. Потом стали выводить на смотрелки. Мадам истово заботилась о разнообразии. Помимо барышень исконно русской внешности и комплекции, водилась у нее итальянка, чернявая хохлуша Галя, выдаваемая за турчанку, и двое "грузинских княжон", на поверку оказавшихся уроженками Кипра. Иилис не боялась. Она умела сносить боль и унижения. Ее готовили и не к такому. Но оставаться под крылом у мадам откровенно брезговала. А еще где-то в далекой дали у нее остался любимый человек. Вряд ли Иилис когда-либо доведется увидеть его вновь, но тело еще ощущало прикосновения ласковых рук, а в груди теплилась память. Иилис не станет торговать собой. Даже в самой крайней нужде. Ее первым клиентом должен был стать какой-то мелкий чиновник, неприятный типчик с пористой физиономией, усиками-стрелками и бегающим взглядом. Иилис терпеливо дождалась, пока типчик явит свои белесые телеса, и мгновенно обездвижила его серий точечных касаний. Владение особой методикой позволяло делать с человеком многое. Чиновник лежал поперек кровати, беспомощно хлопал глазами и не мог вымолвить: "мама". Иилис бесцеремонно обшарила его одежду, выудив из внутреннего кармана мундира пухлое портмоне, пробежала ногтем по стопке ассигнаций. Сделав на прощание ручкой, неслышно притворила дверь.