Юрий Никитин - Мегамир

Страшноватые звери станут любимцами, подумал Кирилл с усмешкой. Заласкают, закормят. Даже Цветкова решается трогать муравьев за сяжки, Диме какого-то клопика предлагала...

Метаболический вихрь, здоровье, боевой дух — словом, вернулась прежняя форма, только у Кравченко суставы остались вздутыми, словно галлы на тонких веточках. Ненавидевший роботизацию, сам стал похож на карикатурного робота с шарнирами на месте соединения конечностей.

— Это надолго? — спросил Кирилл с неловкостью.

Кравченко рассеянно покосился на руки:

— Кто знает... Да и важно ли? Боль ушла, а косметика... Оставим ее женщинам. Я уже отженился, у детей собственные семьи. Я давно уже не тело, а та чахлая душа, что теплится внутри... Впрочем, никогда особенно не гонялся за футлярами.

Кирилл сказал громким бодрым голосом:

— Что нам футляры, когда мы здесь видим друг друга насквозь!

Глава 30

Пока валялись без сил, болели, выкарабкивались, в лагере похозяйничали местные. Что-то утащили, попортили, остальное переворотили. Полдня выгоняли непрошеных жильцов, что пробрались в гондолу, сплели сети, отложили яйца. Некоторые даже начали делать запасики, превратив пару отсеков в кладовочки.

Кирилл гонял, подталкивал, самых упрямых обезвреживал липучкой и выносил за пределы лагеря. Туда уже стягивались хищники. Изгнанники попадали в лапы богомолов, пауков, на бездомников бросались, в них стреляли, кольцо вокруг лагеря стягивалось туже.

Ногтев нервно поглядывал на кишащие зверьем заросли, торопил:

— Надо улетать сегодня! Раздразнили! Если им добычи не хватит...

— Здесь народ такой, — поддакивал Хомяков. — Всяк гребет в пасть, никакой тебе, как говорил Карл Маркс, политики сосуществования. Сяжечники!

Последнюю ночь не спали, готовились к взлету. Кирилл к своему удивлению увидел среди наиболее активных Цветкову. Она таскала тюки, расправляла ткань мешка, помогала Дмитрию тянуть гарпунную стрелу из мегадерева. И вообще она с готовностью бросалась выполнять любое распоряжение типа «подай-принеси», всякий раз попадаясь Кириллу под ноги.

В очередной раз, едва не сбив с ног, — темнота, спешка! — она ухватилась за него, видимо, чтобы удержаться, сказала заискивающе:

— Кирилл Владимирович! А ведь если бы человечество появилось здесь, оно бы никогда не стремилось к звездам. Верно?

Кирилл невольно задрал голову. Над ними проплывали темные тени, сгустки, но это были не облака, на высоте кучевых облаков качались ветки мегакустов.

— А какие бы мифы здесь напридумывали! — воскликнула Цветкова с восторгом. Она все еще держалась за Кирилла. Ее такую тонкую и нежную, сбивало с ног любое движение воздуха. — Я с детства зачарована мифами. Греческими, скандинавскими, славянскими, индийскими... Правда, здесь мировоззрение, философия были бы в сотни раз красочнее, причудливее!

Он смотрел недоверчиво. На станции как-то вызнали, что Журавлев недолюбливает космос, дешевую героику покорения планет, питает слабость к мифам, влюблен в муравьев...

— В этих мифах, — продолжала она с жаром, наконец-то отпуская его руку, — главное место по праву заняли бы муравьи, мудрые и замечательные!

Она тараторила тоненьким сладеньким голоском. Слова текли гладко, женщина переступала с ноги на ногу, прижимала руки к груди, заглядывала в глаза. Она была такой же красивой, но говорила непривычно умно, хорошо. Слушать ее, оказывается, можно. Еще как можно. И даже жаль, что она отпустила его руку.

Над их головами мягко свистнуло. Мелькнула тень, а в трех шагах неслышно опустилась Саша. Она дышала тяжело, крылья за ее спиной бессильно повисли. Ночью не летал даже Дмитрий, это был козырь Саши, ее доказательство превосходства над якобы сильным полом, ее знамя. Правда, Дмитрий не видел смысла в ночных полетах. Днем еле видишь с их крохотными глазками, а ночью вообще...

Саша сказала отрывистым деловым голосом:

— А вы были вон там? Там творится такое, такое... Владлен Кимович, идите сюда!

Из темноты вынырнул Хомяков. Был он румян, видно даже в темноте, деловит, ноздри его носа хищно раздувались.

— Идите со мной, — велела Саша, — я вам такое покажу!

Цветкова вздохнула, но пристроилась рядом с Кириллом, когда тот послушно двинулся вслед за Сашей.

За гигантскими деревьями, где расплывалось темное и шевелящееся, потрескивала земля, там шуршали, падая комья. Из почвы медленно, но неудержимо выдвигались пористые цилиндры размером с цистерны. Верхушки тонули в темноте, а основание поднималось и поднималось, открывая нежно-белую мякоть, которая сразу темнела.

Саша сказала потрясенно:

— Когда я побежала звать вас, были вдвое меньше!

— Грибы растут как грибы, — ответил Кирилл. Он покосился на Цветкову, не зная можно ли это считать каламбуром. — Саша, ты обнаружила главную кладовую будущего. Теоретики спорят: грибы — растения или животные, но экономисты уже знают, что говядины с гектара получается шестьдесят килограммов белка, рыбы — полтонны, а грибов — семьдесят тонн!

— Теоретики пусть спорят, — ответила Саша, косясь на него и Цветкову, — а вон Владлену Кимовичу вынь да положь семьдесят тонн. Желательно, чтобы сверх плана.

Хомяков вдруг сказал изменившимся голосом:

— Где такую гору хранить? Нам одного килограмма на сто лет хватит...

Он убито махнул рукой, скрылся в темноте. Гигантские башни продолжали выдвигаться, раздувались, расталкивали влажную землю, но все трое смотрели не на них, а вслед Хомякову. Это действительно чудо: насытился!

— Нам с рассветом улетать, — сказала Цветкова практично. — Все равно не забрать. Пойдемте в лагерь, Кирилл Владимирович.

Саша свирепо вклинилась между ними и, придерживая Кирилла за локоть, не упал бы по дороге ценный ученый, как-никак, не десантник, сказала с жаром:

— Здесь отомрет хлебопекарная промышленность! Консервная, мясомолочная... Не надо производить чудовищные комбайны, трактора. Сколько высвободится народу!

— А чем этот народ займется? — спросила Цветкова. Она пыталась втиснуться между Кириллом и десантницей, но Саша маневра словно бы не поняла, и Цветкова перебежала на другую сторону, все равно пошла с Кириллом рядом.

— Народу работа найдется, — твердо заявила Саша. — Человечество занимается всю жизнь добыванием корма. В селах пашут землю, а в городах куют им плуги — вот вся схема нашей цивилизации. Крохотнейшая часть населения занимается искусством, наукой, но и они вынужденно занимаются сельским хозяйством. Понятно: сколько стран голодает!

Цветкова зябко повела плечами. Огромные горы сочного мяса висели на стеблях, переползали дорогу, высовывались из нор и провожали двуногих крохотными глазками. Деревья лопались от сладкого сока. В цветах сладко пахли горы нежного нектара, колыхались озера сиропа...