Кальде Длинного Солнца - Джин Родман Вулф
Но еще не стреляют.
Никаких пуль. И вообще никаких звуков, за исключением легкого шелеста ветра и щелканья тряпки на палке, которую она держала. Какой молодой она себя чувствовала, и какой сильной!
Если она остановится и посмотрит назад, на Рога, будут ли они стрелять, убивая ее и будя детей? Сейчас дети спят, большинство из них. Или, по крайней мере, они должны спать, там, под безлистными тутовыми деревьями. Летняя безжалостная жара, пустынная жара, которую она так ненавидела, дезертировала именно тогда, когда дети нуждались в ней, оставив их спать в усиливающемся холоде наполовину ушедшей осени, дрожать, съежившись вместе, как поросята или щенки, в домах без крыш с разбитыми окнами и стенами, усеянными пулями и шрамами от огня; однако большинству из них такая жизнь казалась лучше занятий, и они говорили: предпочитаем убивать труперов Аюнтамьенто и грабить убитых.
Пятнистое зеленое лицо появилось в окне, самом близком к большой двери. «Только лицо, — с дрожью облегчения сказала себе майтера Мрамор. — Ни карабинов, ни гранатометов».
— Я пришла, чтобы увидеть сына, моего сына, — крикнула она. — Моего сына, Кровинку. Скажи ему, что пришла его мать.
Невысокие каменные ступеньки вели на широкую веранду. Дверь распахнулась раньше, чем она встала на последнюю. Через нее она увидела солдат и био в серебристой броне. («Био одеваются как хэмы, — сказала она себе, — потому что хэмы храбрее».) За ними стоял еще один био, высокий и краснолицый.
— Доброе утро, Кровинка, — сказала она. — Спасибо, что принес тех белых кроликов. Быть может, Киприда улыбнется тебе.
— Ты слегка изменилась, мама, — усмехнулся Кровь. Некоторые из вооруженных людей засмеялись.
— Да, ты прав. Когда мы сможем поговорить наедине, я расскажу тебе об этом все.
— А мы решили, что ты хочешь заключить сделку.
— Да. — Майтера Мрамор оглядела холл; она не очень много знала о живописи, но подозревала, что этот туманный ландшафт прямо перед ней может принадлежать Мартагону. — Я хочу поговорить и об этом. Кровинка, боюсь, мы обрушили добрую часть твоей стены, но я бы хотела сохранить твой прекрасный дом целым и невредимым.
Два солдата шагнули в сторону, и Кровь вышел, чтобы встретить ее.
— И я, мама. И еще я бы хотел сохранить нас всех.
— Именно поэтому вы не стреляли? Вы убили ту несчастную женщину, которую послала генерал Саба, почему не меня? Возможно, я не должна спрашивать.
Кровь посмотрел направо.
— Эй, там, заткнитесь. Мы не стреляли в ту толстуху с флагом, и я хочу, чтобы ты поняла это прямо сейчас. Если дело в этом, говорить не о чем. Я не стрелял в нее и не говорил никому. Никто из парней не стрелял по ней, и они никому не поручали. Ясно? Скажешь ли ты «Пас с этим», не требуя ничего взамен?
Майтера Мрамор вскинула голову и подняла бровь:
— Кто-то застрелил ее из окна твоего дома, Кровинка. Я это видела.
— Лады, ты это видела, и Тривигаунт хочет, чтобы кто-то за это заплатил. Я их понимаю. Но я хочу тебе втолковать — это не я и не эти парни. Мы этого не делали, и тут спорить не о чем. Я хочу, чтобы это было установлено до всякого договора.
Майтера Мрамор положила руку ему на плечо.
— Я все поняла, Кровинка. А ты знаешь, кто это сделал? Ты покажешь их нам?
Кровь заколебался, его апоплексическое лицо стало краснее, чем обычно.
— Если… — Его взгляд быстрее молнии метнулся к солдату и обратно. — Да, конечно. — Некоторые из его людей что-то пробормотали, соглашаясь.
— Тогда наша сторона тоже принимает это, — сказала ему майтера Мрамор. — Я доложу моим начальникам, генералиссимусу Узику и генералу Саба, что ты ничего общего с этим не имеешь и дашь показания против виновных. Кто они?
Кровь игнорировал вопрос:
— Хорошо. Отлично. Они не атакуют, пока я говорю с тобой?
— Конечно, нет. — Майтера Мрамор молча взмолилась, чтобы это было правдой.
— Наверно, ты хочешь сесть. Я знаю, что хочешь. Иди за мной, и мы сможем это устроить.
Он провел ее в обшитую деревом приемную и плотно закрыл дверь.
— Мои мальчики немного нервничают, — объяснил он, — поэтому и я нервничаю, когда они рядом.
— Значит, они мои внуки? — Майтера Мрамор опустилась в обитое гобеленом кресло, слишком глубокое и слишком мягкое для нее. — Твои сыновья?
— У меня их нет. Ты сказала, что ты — моя мать. Как мне кажется, ты имела в виду, что хочешь поговорить от ее имени.
— Я — твоя мать, Кровинка. — Майтера Мрамор внимательно оглядела его, находя в тяжелом коварном лице как свои черточки, так и его отца. — Мне кажется, ты видел меня после того, как выяснил, кто я такая, или кто-то другой увидел меня и описал тебе, но сейчас ты не узнаешь меня. Я понимаю. Несмотря на это, ты — мой сын.
Кровь рефлекторно ухватился за возможность спасения.
— Тогда ты не хочешь, чтобы меня кокнули, а?
— Да. Конечно, не хочу. — Она уронила палку и белый флаг на ковер. — Если бы я хотела, чтобы ты умер, все было бы намного легче. Ты это понимаешь? Должен. Ты, из всех этих людей.
Она на мгновение замолчала, думая.
— Я уже была старой, когда ты узнал, кто я такая, и, как мне кажется, я выглядела еще более старой. И мне уже было сорок, когда ты родился. Это ужасно много для био-матери.
— Когда я был мелким, она приходила несколько раз. Я помню ее.
— Каждые три месяца, Кровинка. Раз в сезон, так часто, как я могла отлучиться одна. Нам полагается ходить парами, и, обычно, мы так и делаем.
— Она мертва? Моя мать?
— Приемная мать? Не знаю. Я потеряла ее из виду, когда тебе было девять.
— Я имею в виду… Роза. Майтера Роза, моя настоящая мать.
— Я. — Майтера Мрамор стукнула себя в грудь, раздался негромкий щелчок.
— Это была ее посмертная жертва. Так сказала другая сивилла.
— Мы сожгли некоторые ее части, — уступила майтера Мрамор. — Но в гробу было больше частей меня. Частей Мрамор, я имею в виду, хотя я продолжаю носить ее имя. Это облегчает жизнь, особенно с детьми. Тем не менее, во мне осталось очень много моей личности.
Кровь встал и подошел к окну. Над полуразрушенной секцией стены виднелась серо-зеленая турель гвардейского поплавка.
— Ты не против, если я его открою?
— Конечно, нет. Так даже лучше.
— Так я услышу, если кто-нибудь начнет
