Роберт Уилсон - Спин

И-Ди обвинил мое поколение в спин-параличе. Вероятно, не без оснований. Вот уже тридцать с лишним лет нас ослепляет прожектор. Мы не в состоянии стряхнуть с себя ощущение ранимости, обреченности, как будто над нашими головами подвешен пресловутый меч, бросающий тень на каждый наш миг, отравляющий радость, превращающий любое смелое начинание в робкую полумеру.

Но паралич оказался неполным. Он выдохся, хватка его ослабла. Безнадежность породила отвагу. Парализованный зашевелился, начал действовать.

Отнюдь не любое действие милых современников вызвало у меня бурный восторг. На обочинах трижды промелькнули предупреждения полиции об опасных участках, на которых свирепствовали грабители. Репортер местного радио перечисляла дороги, закрытые по случаю полицейских операций, с таким привычным спокойствием, как будто речь шла об укладке свежего асфальта.

И все же я добрался до стоянки у молельни «Иорданского табернакла» без всяких приключений.

Действующий пастор храма, молодой человек по имени Боб Кобел, подстриженный под военный полубокс, еще по телефону согласился со мной побеседовать. Чтобы меня встретить, он даже вышел на стоянку, когда я запирал автомобиль, и пригласил меня смягчить непростую беседу кофе с пончиками. Выглядел парень как недавний школьник-спортсмен, слегка отяжелевший, но бодрости духа не утративший.

— Я размышлял над вашими словами. Понимаю, почему вы хотите встретиться с Дианой Лоутон. А вы понимаете, что это щекотливая тема для нашей церкви?

— Извините, не вполне.

— Спасибо за откровенность. Я объясню. Пастором я здесь стал уже после шума вокруг красной телицы, но в общине состою уже давно. Диану и Саймона тоже давно знаю. Я мог назвать их своими друзьями.

— А теперь?

— Хотелось бы верить, что мы по-прежнему друзья. Но лучше спросите об этом у них. Видите ли, доктор Дюпре, община нашей церкви немногочисленна, но история ее весьма неспокойна. Начали мы как дворовая община старомодных христиан Произволения Божия, к которым присоединилась горстка хиппи, осколков «Нового царства». Объединяющим мотивом служила истовая вера в неизбежность конца времен и искреннее стремление к христианскому братскому единению. Можете себе представить, как нелегко все эти люди притирались. Постоянные противоречия, раскол, поиски своих уголков в христианском учении, ии-доктринированность… Двое спорят до хрипоты, а остальным непонятно, из-за чего сыр-бор вспыхнул… Саймон же с Дианой объединились с группой закоренелых посттрибуляционистов, решивших подчинить себе общину. Это привело к политическим осложнениям, которые с мирской точки зрения можно было бы назвать и борьбой за власть.

— И в этой борьбе они потерпели поражение?

— Ни в коей мере. Они этой власти добились. На некоторое время, по крайней мере. Они радикализировали «Табернакл», постепенно превращая его в неудобную для большинства институцию. Один из наиболее активных оппонентов — Дэн Кондон. Он и установил связь с течением, споспешествующим Второму Пришествию с помощью всесожжения рыжей телицы. Что лично мне кажется явной натяжкой. Как будто Господь Саваоф, царь воинств небесных, станет дожидаться успеха каких-то ветеринаров, чтобы призвать верных под знамена веры.

Пастор Кобел поднес к губам чашку с кофе.

— Ну, в вопросах веры я не компетентен, — заверил его я.

— По телефону вы сказали, что Диана не контактирует с семьей.

— Да.

— У нее могут быть на это свои причины. Я раз видел ее отца по телевидению. Мне он показался устрашающим господином, резким и жестким.

— Но я не собираюсь ее похищать. Хочу лишь убедиться, что с ней все в порядке.

Снова чашка поднялась к губам. Глоток кофе. Задумчивый взгляд.

— Мне кажется, что с ней все в порядке. Надеюсь, что это так, во всяком случае. Но после скандала вся группа сочла за лучшее удалиться, замести следы.

Некоторых из них еще разыскивает ФБР, так что гостей они не любят.

— Но могут сделать исключение?

— Для некоторых делают исключение, но я не знаю, доктор Дюпре, входите ли вы в число этих некоторых.

— А если вы за меня походатайствуете?

Пастор Кобел заморгал. Оставил чашку и задумался.

Но вот он улыбнулся, подтянул к себе листок бумаги и написал на нем адрес, разъяснение пути.

— Почему бы и нет. Скажите им, что вы от пастора Боба. Но будьте осторожны.

Указания пастора Кобела оказались толковыми, и через несколько часов я уже подъезжал к ферме Дэна Кондона. Аккуратный двухэтажный дом возвышался среди поросшей кустарником долины. Рядом с домом я заметил большой амбар, или бывший амбар, ныне полуразвалившийся, и больше никаких построек не припомню. На лугу паслись какие-то не то коровы, не то быки.

Как только я остановился перед домом, с крыльца спустился крупный мужчина в комбинезоне, весом фунтов в двести пятьдесят, ступени под ним крякали. На физиономии окладистая борода и траурное выражение. Я опустил стекло.

— Частная собственность, шеф.

— Я приехал повидаться с Саймоном и Дианой. К такому заявлению он явно оказался не готов.

— Они меня не ждут, но они меня знают.

— Приглашали, что ли? Мы тут гостей не очень жалуем.

— Пастор Боб Кобел не возражает против моего визита.

— Кгхм… Ы-ы…

— Он мне сказал, чтобы я заверил вас в своей полной безвредности.

— Кх… Пастор Боб… А-а… Кто вы такой?

Я сунул ему свою визитку. Он зажал ее в шарнирной лопате ладони и потопал обратно в дом.

Не вылезая из машины, я открыл окно напротив, позволив горячему ветру продуть машину. Солнце опустилось достаточно, чтобы изобразить солнечные часы с помощью столбов крыльца, тени которых заметно удлинились, прежде чем бородач-тяжеловес вернулся. Он вернул мне почти не помятую карточку.

— Саймон и Диана вас ждут. Извините за подозрительность. Меня зовут Сорли. — Я вылез из машины, и он сжал мою ладонь в своей лапе. — Аарон Сорли. Или просто брат Аарон.

Он распахнул вставленную в дверной проем скрипучую раму, затянутую сеткой от мух, провел меня в коридор. В доме, несмотря на жару, жизнь била ключом. Мимо нас, смеясь, пробежал ребенок в длинной рубашонке. Миновал дверь в кухню, где готовилась еда на немалое количество едоков: галлонные кастрюли на плите, гора наструганной капусты на разделочной доске, хлопочут две кухарки.

— Саймон и Диана наверху, в последней спальне, по коридору справа. Найдете.

Но искать не пришлось. Саймон встретил меня, едва я взошел на второй этаж.

Бывший богатый наследник осунулся, исхудал, выглядел изможденным. Неудивительно, ведь столько лет прошло со дня китайской атаки на станции ги-потетиков, когда я видел его в последний раз. Конечно же, и он отметил произошедшие со мной изменения. Улыбка его осталась широкой и щедрой, такую мог бы использовать Голливуд, если бы Саймон поклонялся мамоне, а не Богу. Брат Саймон, в отличие от брата Аарона, рукопожатием не удовлетворился, а полез обниматься.