Александр Казанцев - Полярная мечта (С иллюстрациями)

Слова Виктора звучали неподдельной искренностью. Но строители переглядывались. Во всем ли он был прав? Важнейший государственный вопрос он все-таки свел к его, Омулева, личному поведению; пересмотр технологического процесса свел к перенапряжению мускулов.

Может быть, поэтому Виктор не услышал тех горячих аплодисментов, на которые рассчитывал.

Смущенно улыбаясь, он собрал свои вырезки, которые так и не использовал, увлекшись своей ролью в сенсационной перестройке, и прошел в задние ряды.

Говорил Александр Григорьевич, парторг стройки:

— Товарищи! Романтично, но не очень практично искать радость в лишениях и трудностях. Героично, но не в духе времени рассчитывать на двойное напряжение мускулов, о чем говорил наш геолог Виктор Омулев. Так мы поступили бы в былые годы, когда на развалинах старой России строили основы нового общества, не имея еще необходимой технической базы. Когда же мы приступили к первым грандиозным стройкам, то взялись за это не с помощью лопат, а имея уже электрические ковши-великаны, стальные экскаваторы, бульдозеры, скреперы, земснаряды и другие специальные механизмы.

Мы строим ныне в Арктике грандиозное сооружение, в нем участвует весь советский народ и шлет сюда, помимо материалов, много замечательных машин. Нельзя представить себе, что мы, командиры этих машин, покинув свои кабины и пульты управления, взялись теперь за лопаты или голыми руками стали бы хватать на морозе железные трубы. Задача экономии труб — подлинно государственная задача. Она требует пересмотра технологического процесса строительства. Но новый технологический процесс должен быть столь же механизированным, как и старый, как и любой другой процесс на строительстве или на заводе нашего времени. Пусть не покажется присутствующим, что я отвергаю строительство мола без труб.

Напротив, я считаю своим партийным долгом бороться за новый метод, но бороться так, чтобы он был методом коммунистическим, не старым штурмовым методом былых лет. Возможно ли создать такой метод стройки? Возможно. Но для этого действительно придется пересмотреть все, как об этом довольно нечетко говорил инженер Карцев. Нужно найти совсем новые приемы, пересмотреть старые, попробовать на деле. Для этого целесообразно выделить опытный участок и там учиться строить мол без труб.

Выступление парторга дало иное направление дискуссии. Вопрос, надо или не надо экономить трубы, как-то сам собой был снят. Все выступавшие вслед за дядей Сашей предлагали уже что именно надо сделать, как облегчить вытаскивание труб и остальную работу.

Всех обрадовала речь подводника.

— Я давно думал, как бы без кессона обойтись, — признавался он. — А теперь это особенно нужно. Ведь для чего мы опускаемся на дно? Для того, чтобы зарыть в дно патрубки. Потом водолазы должны вставить в эти патрубки спущенные сверху трубы. И все это нужно только для того, чтобы ледяной мол смерзся с дном и не всплыл. А ведь достаточно сверху спустить трубы с уже надетыми патрубками, и образовавшийся лед все равно смерзнется с дном. Если так делать, то это высвободит и рабочие руки, и механизмы, и энергию. Пожалуй, можно будет подумать и о вытаскивании труб.

Гул прошел по залу. Предложения сыпались одно за другим. Оказывалось возможным сделать многое. Накопленный опыт подсказывал упрощения и нововведения. Многие вызывались пойти работать на опытный участок строительства. Решение о выделении такого участка было принято единогласно. Даже Ходов голосовал за него, хотя, как он сам признался, скрепя сердце.

Алексей вызвался возглавить новый участок и просил временно освободить его от руководства остальной частью строительства.

Собрание решило обратиться в Москву за разрешением разрабатывать новый метод стройки. Будущие «опытники», как назвали себя желающие работать на опытном участке, вызывали на соревнование «стариков», обещая не только освоить новый технологический процесс, который, кстати говоря, далеко еще не был ясен, но и перегнать остальные участки строительства. Конечно, обещание это давалось не без некоторой запальчивости.

Алексей недаром с такой требовательностью к себе определял свою позицию в важнейшем для строительства вопросе. В этот вечер коммунисты стройки единогласно приняли его в партию.

В перерыве, поздравив Алешу, дядя Саша с улыбкой прислушивался к шумным разговорам. Переходя от группы к группе, он сообщал о приготовленном сюрпризе: комитет комсомола задумал концерт.

Строители снова заполнили кают-компанию, снова осветились экраны телевизора. Телевизор, связывающий ледокол с Барханским заводом, был выдвинут вперед. На его экране виднелся концертный рояль.

Галя сидела между Алексеем и Федором. Она уже догадывалась, кто будет играть. Действительно, на экране появилась Женя в длинном белом платье.

— Как она хороша! — прошептала Галя.

Федор улыбался. Алексей был задумчив.

Раздались первые аккорды… Алексей вздрогнул. Он вспомнил эту музыку, вспомнил свою встречу с Федором у Жени. Он наклонился вперед, полузакрыв глаза.

И чем стремительнее, чем громче была музыка, тем интенсивнее работала его мысль. Не замечая того, он сжимал руку Гали. Очнулся он, неприятно пораженный шумом вокруг. Все аплодировали. Музыки больше не было.

Дядя Саша вел к телевизору Дениса. У рояля снова сидела Женя. Денис запел низким и могучим басом «Реве та стогне Днiпр широкий». Женя, находившаяся за тысячи километров, аккомпанировала ему.

«Днепр! — думал Алексей. — Днепрострой — первенец социализма! Ледяной мол

— великое, но рядовое сооружение приближающейся эпохи коммунизма!»

Голос Дениса, простуженный, немного хрипел, но от этого он не потерял своей красоты, — просто чувствовалось, что поет не артист, а свой же товарищ, и поет чудесно. И вместе с Денисом пел весь зал.

Концерт продолжался. Алексеи и Галя вышли на палубу. Галя ждала чего-то, но Алексей, озабоченный, погруженный в размышления, так ничего и не сказав, простился и ушел в свою каюту.

Галя почти с укором посмотрела ему вслед.

Глава девятая

ПО ПЕРВОМУ ЗОВУ

Овесян не взял Машу с собой на север. До вызова в Голые скалы она должна была одна продолжать исследования по намеченной программе. Какими мучительно длинными были для Маши эти месяцы! Когда же, наконец, она снова будет с Амасом? — так мысленно звала она академика. Маша привязалась к нему, знала все его идеи, умела подхватывать брошенное слово, угадывать мысли. Овесян в шутку называл ее ясновидящей, а когда сердился — колдуньей. Правда, сразу же добавлял, что ведьм с синими глазами не бывает.