Сергей Снегов - Эллинский секрет

— Вечером будет поздно, Мэри. Я улетаю на Ору сегодня.

Пораженная, она взглянула мне в глаза. Она поняла, что я не шучу.

— Хорошо, я вызываю авиетку.

Мы появились на космодроме одновременно. У нее опять переменилось настроение. Теперь Мэри была недоброй и язвительной. Она не протянула мне руки, она собиралась на прощание посмеяться надо мной.

— Когда прибудете на Вегу, передайте… — начала Мэри, но я прервал ее:

— Не знаю, удастся ли скоро побывать на Веге. Мы идем в Персей. Я хочу, чтоб вы полетели с нами.

У нее стал такой удивленный вид, что я рассмеялся. Она совсем рассердилась.

— Я не из тех, кто любит шутки, — сказала она в негодовании. — Очень жалею, что приехала вас провожать.

Я задержал ее:

— Я не шучу, Мэри. Ничего я так в жизни не хотел, как чтоб вы сопровождали меня! Что вас держит на Земле? Вам будет хорошо, обещаю! А на Плутоне вы возьмете все, что вам нужно в дальнюю дорогу.

Она колебалась. У нее опять появились слезы на глазах.

— Удивляюсь вам, — сказала она. — Вы, кажется, задумались над тем, что мне хорошо и что плохо. До сих пор вы больше думали о себе.

— Это потому, что до сих пор я чаще бывал с собою, чем с другими, Мэри. К тому же, мужчины эгоистичней женщин, так написано в древних книгах. Но теперь все это переменится.

— Вы решили покончить со своим мужским эгоизмом?

— Наоборот, стремлюсь ублажить его. Оставить вас на Земле и потом не знать ни днем, ни ночью покоя — что с вами, не влюбились ли в кого, не заболели ли? В тысячу раз спокойнее, если вы рядом, — смотри в глаза, сколько хочешь, говори, когда хочешь, беги исполняй желания, с наслаждением слушай, как тебя ежедневно, ежечасно, ежеминутно пробирают!.. Я слишком большой эгоист, чтоб упустить свое счастье.

— У вас странный эгоизм, Эли.

— Какой есть. Идемте, Мэри, остались минуты…

Она сделала шаг к звездолету и остановилась. У нее грозно хмурились широкие брови.

— Но предупреждаю, Эли: вашу прекрасную змею…

Я весело прервал ее:

— Она будет и вашей. Вы с Фиолой рождены быть подругами. Идемте, идемте, Мэри!

И. Ефремов

Эллинский секрет

«Эллинский секрет» — второе литературное произведение в моей жизни, написанное сразу после первого моего рассказа «Встреча над Тускаророй». Он был написан в 1942 году в серии «Рассказов о необыкновенном», под общим заглавием «Семь румбов», но не был опубликован. В то время, еще не знавшее кибернетики и молекулярной биологии, идея «генной» памяти, лежавшая в основе рассказа, производила мистическое впечатление. Однако она не оставляла меня все последующие двадцать лет, и в конце концов мысли еще неясно очерченные в «Эллинском секрете», были реализованы в романе «Лезвие бритвы» (1959–1963 гг.). Я намеренно оставил рассказ в его первоначальном виде, чтобы показать читателям, как 'первоначальные замыслы, в существе оставшиеся теми же, обросли плотью после гигантских достижений науки в середине нашего века.

— Я очень благодарен всем вам, — тихо обратился к собравшимся профессор Израиль Абрамович Файнциммер, и запавшие темные глаза его засветились, — В трудные дни войны вы не забыли о моем скромном юбилее… В благодарность я расскажу вам один замечательный случай недавнего времени. Мы, ученые, не люч бим раскрывать еще не подтвержденные многими фактами теории, или еще хуже — факты, не нашедшие объяснения, поэтому примите рассказ, как знак моего уважения и доверия к вам.

Вы знаете, что я посвятил свою жизнь исследованию человеческого мозга и работы психики. Но не с одной стороны, не в рамках одной узкой специальности подходил я к этому интереснейшему разделу науки, а старался охватить деятельность и строение мозга во всей его сложности, как мыслительного аппарата. Был я прилежным анатомом, физиологом, психиатром и прочая, пока не основал своего направления — психофизиологии мозга. Последние годы я усиленно работал над выяснением природы памяти и, должен сознаться, сделал мало, уж очень тяжела эта задача. Пробираясь ощупью среди хаоса необъяснимых фактов, бродя, как в потемках, в сложнейших взаимосвязях нервных клеток мозга, я собрал лишь отдельные, ставшие ясными, крупицы, еще не будучи в силах создать из них достоверный фундамент учения о памяти. Попутно я натолкнулся на ряд явлений, которые еще очень темны, и я даже не пытался сообщать о них в печати. Эти явления я^назвал памятью поколений, или генной памятью. Не буду представлять вам доказательства, а скажу только, что по наследству передается ряд довольно сложных, бессознательных, иногда вполне автоматических действий нервного механизма животного. Инстинкты и сложные рефлексы не могут, по-моему, быть только в подкорковых, низших, центрах мозга. Здесь обязательно принимает участие кора, — следовательно, весь механизм гораздо сложнее, чем это представлялось до сих пор. Упрощение механизмов инстинктов — крупнейшая ошибка современной физиологии. Но это еще не память, память стоит много выше в цепи все усложняющихся организаций, ведающих восприятием и осмысливанием окружающего мира. Как и принято современной наукой, память не наследственна, т. е. те отпечатки внешнего мира, которые хранит в себе мозг и накапливает во все время жизни индивида, навсегда исчезают со смертью его и никак не обогащают, ничего не передают возникшему от этого индивида потомству.

Суть моего открытия заключается в том, что я нашел факты, доказывающие передачу некоторых отпечатков памяти по наследству, из поколения в поколение. Вы уж извините меня за длинное вступление, но вопрос настолько сложен, что я должен подвести вас к нему подготовленными, иначе мое необычайное вы без мистики и чертовщины себе никак не объясните. Не стоит усмехаться, это общая для всех, или для очень многих, слабость человеческой природы. Не вы первые, не вы последние факт достоверный, но совершенно для вас необъяснимый посчитаете сверхъестественным.

Продолжаю. Все вы замечали, но ни с чем не связывали факт, что, например, красота форм, будь то архитектурных, будь то местности какой-нибудь, будь то человеческого тела и так далее, чувствуется и в общем одинаково оценивается всеми людьми самЫх различных категорий развития и воспитания. А дайте вы проанализировать эту красоту соответствующему специалисту: здание — архитектору, ландшафт — географу, тело — анатому, — тот сразу скажет, что красота есть совершенство в исполняемом назначении, совершенство целесообразности, экономии материала, прочности, силы, быстроты. Я и думаю, что опыт бесчисленных поколений дал нам бессознательное понимание совершенства, воспринимаемого в виде красоты, и это понятие отпечатывается уже в памяти, той бессознательной памяти, которая передается по наследству из поколения в поколение. Есть и другие примеры этой бессознательной памяти поколений, но о них говорить сейчас не буду.