Андрей Мартьянов - Эпоха бедствий

У человека, побывавшего в битве - любой, не обязательно грандиозной, когда стенка на стенку встречаются тысячные армии и нескончаемые кавалерийские лавы, - очень быстро исчезают радужные представления о военном ремесле. Если, правда, они не пропали еще до сражения, в лагере, где приходится жрать подгоревшую кашу, сдобренную прогорклым салом и испорченным мясом (и это еще счастье, когда в кашу кладут мясо); если человек не подцепил опасную болезнь, у него не загноились царапины, не сожжена солнцем кожа или трачены морозом кончики пальцев; если мешок с припасами и снаряжением не кажется неподъемным тюком, который даже верблюд не поднимет; если не приходится под ледяным ветром торчать в бесполезном, как кажется всегда, и никому не нужном карауле, ибо точно известно, что противник не нападет в течение ближайших двух седмиц; если не...

Куда исчезли многоцветные штандарты, солнечный блеск доспехов и победная поступь идущей по трупам врага армии? Почему их заслонили серая обыденность, вши, недоедание и чувство вечной усталости? Рано или поздно наступит первый бой, когда тебе рассекут до кости бедро и ты будешь валяться в луже собственной крови, наблюдая за вытаращившимися в небеса и подернувшимися белесой дымкой глазами товарища, у которого из раны на животе вывалились кишки и можно углядеть черную кромку рассеченной печени.

Если первая стычка пережита, начинаешь привыкать. Бесследно пропадают мерзкие насекомые, потому что додумаешься, как их нужно травить. Еда перестает казаться гадкой и однообразной, со временем начинаешь обнаруживать, что на тебе всегда чистая рубашка - с чего бы? А-а... Не хочется страдать от лишая или залечивать потертости на коже? Поговорив с лекарем, сам того не замечая, научишься зашивать раны, в том числе и на самом себе, вскоре будет достаточно лишь недолгого времени для сна, чтобы чувствовать себя отдохнувшим. Тяжелый и неудобный клинок становится чуть ли не родным братом, и, коснувшись рукояти даже в кромешной тьме, ты отличишь свое оружие от чужого. А потом битва начинает доставлять удовольствие. Бывший новобранец постепенно превращается в человека войны. А если нет - то в войске ему делать совершенно нечего.

Драйбен никогда не считал себя человеком боя и прекрасно сознавал, что уже не станет. Возраст не тот. Вот лет десять назад... Теперь бывший эрл Кешта привык к удобствам, хорошей пище, своевременному отдыху и папирусной тишине библиотек, где провел свою молодость. Впрочем, если рассудить справедливо, жаловаться особо не на что. Они с Асверусом и так находились в привилегированном положении. Во-первых, в кавалерии, что давало больше шансов выжить. А во-вторых, "Сизый беркут", что ни говори, являлся элитой. На чужаков здесь смотрели настороженно, а иногда и презрительно, и, если бы не особые обстоятельства, двоих нардарцев никогда не допустили бы в строй конного отряда аррантов.

Умение владеть оружием детям из дворянских семей Нардара прививают с раннего детства. Конисат ни с кем не воевал вот уже полторы сотни лет, однако традиция сохранялась. Другое дело, лежит ли к подобному ремеслу душа или становится тошно при одном взгляде на клинок. Драйбен знал свои скромные возможности. Противостоять одному или даже трем необученным мечному делу грабителям он сумел бы с легкостью, однако выйти против настоящего рубаки нардарец никогда бы не решился. Немедленно сказалось бы отсутствие опыта, незнание особенностей боя против нескольких противников и все такое прочее. Он с легким удивлением поглядывал на худощавого (не сказать - тощего) Асверуса, удивляясь, каким образом в его дальнем родственнике, не кажущемся особо сильным и уж точно не идущем ни в какое сравнение со здоровяками из "беркутов", рождается сила, способная поддержать дух и тело, а заодно и слишком нерешительного мага-недоучку. Последний откровенно побаивался, хотя и пытался скрыть свои чувства.

Асверус, напротив, с горящими глазами наблюдал за маневрами кавалерии степняков, раздраженно или радостно вскрикивал в зависимости от хода завязанного боя, пока что не распространявшегося дальше пехотного строя. Когорты пеших воинов выстроились слева от расположения фланга, составлявшегося из кавалерии разных государств, и пока тумены мергейтов пытались рассечь надвое войско шада, не задевая подчиненную Даманхуру конницу.

- Смотрите, смотрите! - увлеченно коммен тировал Асверус, говоря больше для себя, неже ли для слушателей. - Варвары откатываются! Не смогли преодолеть даже первую линию пехоты! Хвала богам, что они надоумили тысячников использовать колья против всадников-мергейтов!

Когда первые тысячи конных степняков приблизились к выстроившимся в громадный прямоугольник пешим легионам шада, никто из саккаремцев не шевелился - просто стояли и ждали. Вот уже вопящая орда степняков в лучном перестреле от строя щитов, в пятидесяти шагах, в двадцати... Последовал короткий приказ, и доселе лежавшие на земле остро заточенные деревянные пики поднялись, не успевшие развернуть коней подданные хагана со всего маху налетели на острия, затем к небесам вознесся злой визг раненых лошадей, перед строем образовался завал тел, а пехота отступила на три шага назад, теперь защищенная от наступавших барьером из мертвой плоти. Там, где мергейты сумели врубиться в ряды саккаремской армии, завязались короткие стычки, но вскоре командовавший первой атакой туменчи понял, что следует отходить.

Мергейты изменили тактику. Разорвать пополам армию Даманхура с налету не получилось. Теперь следовало изводить противника короткими выпадами, тучей стрел и арбалетных болтов, - степняки, прошедшие по Саккарему, быстро уяснили, насколько большой силой обладает этот невиданный ранее стреломет, и взяли его на вооружение. Хотя лучные стрелы мергейтов, пущенные в упор, с такой же легкостью пробивали любой щит и любой доспех.

Доставалось и кавалерии Даманхура. Стоявшие на флангах конники наблюдали, как на них движется темная лава мергейтов, подходит на расстояние выстрела, выпускает множество стрел, а затем отходит. По счастью, степняки не причиняли особого вреда людям в доспехах, но ранили лошадей. Однако, следуя строжайшему приказу, саккаремцы, арранты и нарлаки не двигались с места, зная, что мергейтам необходимо спровоцировать конницу противника на атаку. В этом случае разгром неминуем - Гурцатовы псы немедленно возьмут отряд в клещи и перебьют.

- Вот дерьмо! - выругался Драйбен, когда очередная стрела ударилась в его круглый щит, но, не пробив металлической оковки, только царапнула по поверхности и свалилась на песок. - Когда мы наконец начнем?

- Когда пожелает Даманхур и его многомудрые военачальники. - Асверус мрачно взирал на равнину, где войско мергейтов перестраивалось в обширный полумесяц, готовый огромным серпом обрушиться на врага. - Шад во многом прав. При всех ошибках, допущенных при выборе диспозиции, он справедливо рассудил, что надо терпеть и дожидаться, пока варвары не решатся на плотный бой. Гонять по равнине мы их не можем, степняки более подвижны. А вот когда они завязнут в пехоте.