Питер Уоттс - Ложная слепота

А потом я думаю, каково это — не чувствовать ничего, быть предельно рациональной, плотоядной тварью, когда мясо радостно укладывается спать у тебя на глазах…

Я не горюю по Юкке Сарасти. Господь свидетель, я стараюсь, всякий раз, как прихожу в себя. Он спас мне жизнь. Он — очеловечил меня. За это я перед ним в вечном долгу, сколько бы мне ни прожить; и до последнего дня я буду ненавидеть его — по той же самой причине. Неким безумным, сюрреалистическим образом я чувствовал себя ближе к Сарасти, чем к любому из людей.

Но у меня не хватало сил. Он был хищником, а я — добычей, и не в природе агнца оплакивать льва. Я не могу горевать по Юкке Сарасти, хотя он и умер за наши грехи.

А вот сочувствовать ему я могу. Наконец, наконец-то я могу сочувствовать — и Сарасти, и всему его вымершему племени. Потому что не мы, люди, должны были унаследовать Землю. А вампиры. Наверное, до какой-то степени они были разумны, но их полубессознательный сон наяву смотрелся рудиментом рядом с нашей эгоманией. Они от него избавлялись. Всего лишь этап. На долгом пути.

Беда в том, что люди могут смотреть на кресты и не биться в припадке. Вот вам и эволюция: одна дурацкая сцепленная мутация — и естественный порядок вещей рушится, интеллект и самосознание на полмиллиона лет входят в контрпродуктивный клинч. Мне кажется, я знаю, что происходит на Земле, и хотя иные могли бы назвать это геноцидом, они не правы. Мы сами так обошлись с собой. Нельзя винить хищника за его повадки. В конце концов, это мы их воскресили. Почему бы им не вернуть себе право первородства?

Не геноцид, нет. Исправление древней несправедливости.

Я пытался найти в этом некоторое утешение. Получалось… скверно. Порой кажется, вся моя жизнь была лишь борьбой за то, чтобы восстановить, вернуть того, кто потерялся, когда мои родители убили свое единственное дитя. За границей облака Оорта я наконец одержал победу в этой войне. Спасибо вампиру, команде уродов и орде злобных пришельцев — я снова человек. Может быть, последний из людей. К тому времени, когда я доберусь домой, могу оказаться последним разумным существом во Вселенной.

Если, конечно, сгожусь хотя бы на это. Потому что не знаю, есть ли на свете такой зверь, как "надежный рассказчик". Каннингем ведь говорил, что зомби умеют здорово притворяться.

Поэтому на самом деле я ничего не могу тебе рассказать.

Тебе придется представить, что ты — Сири Китон.

Послесловие

"Ложная слепота" — моя первая романных масштабов вылазка в глубокий космос, область, в которой мое образование, как бы это выразиться, несколько ограничено. В этом смысле нынешняя книга недалеко ушла от предыдущих; но хотя об экологии морских глубин я тоже знаю немного, большинство из вас знает о них еще меньше, и докторская степень по биологии моря послужила мне, по крайней мере, эрзацем эрудиции в трилогии о рифтерах. "Ложная слепота", однако, прокладывала свой курс в иного рода невесомости, и куда важнее было найти надежного лоцмана. Так что в первую очередь я хочу поблагодарить профессора Джейми Мэтьюса из Университета Британской Колумбии: астронома, завсегдатая вечеринок и маниакального фильтратора идей, которыми я его забрасывал. Также хочу поблагодарить Дональда Симмонса, авиаинженера и удачно-непритязательного сотрапезника, который проверял спецификацию на "Тезея" (в особенности на двигатель и вертушку) и сделал немало подсказок по поводу радиации и защиты от неё. Оба терпеливо отлавливали наиболее выдающиеся мои ляпсусы. (Я не утверждаю, что в книге их не осталось вовсе, но сохранились они по моей небрежности, а не моих консультантов. Или потому что того требовал сюжет).

Как всегда моим редактором и заступником в штабе Империи Зла был Дэвид Хартвелл. Подозреваю, "Ложная слепота" стала для нас обоих крепким орешком: сюжет грозил утонуть в потоках необходимых пояснений, не говоря уже о проблеме, как заставить читателя сопереживать компании персонажей, несколько менее белопушистых, чем обычно. До сих пор не могу оценить, в какой мере у меня это получилось или не получилось, но я особенно благодарен за то, что мой редактор разогревался на всех подряд от Хайнлайна до Герберта.

Первые несколько глав этой книги раскритиковала, отправив меня обратно за кульман плакать, обычная банда коллег: Майкл Карр, Лори Ченнер, Корн Доктороу, Ребекка Мэйнс, Дэвид Никль, Джон Макдейд, Стив Саменски, Роб Стауффер и покойная Пэт Йорк. Все они во время нашего ежегодного выезда на остров высказали ценные мысли и вопросы; особенно выделю Дэйва Никля за дополнительные идеи, подсказываемые им на протяжении года, обычно в несусветную рань. По той же причине Дэйв исключается из обычной тирады "любые-ошибки-по-моей-вине", которую мы, авторы, автогеном навариваем на список благодарностей. По крайней мере, некоторые ошибки в этом романе, скорей всего, сделаны Дэйвом.

Профессора Дэн Брукс и Дебора Макленнан, оба из Университета Торонто, предоставили мне интеллектуальную стимуляцию без политической и бюрократической херни, которая обыкновенно сопутствует академической среде. Перед ними я в долгу за литры спиртного и часы споров по многим затронутым в книге вопросам, и за многое другое, что вас вовсе не касается. Также в категории сборной солянки: Андре Брео предоставил берлогу на западном побережье, где я заканчивал черновой вариант. Исаак Шпиндель — настоящий — помог, как обычно, с деталями нейрофизиологии, а Сьюзен Джеймс (которая тоже существует в реальности, хотя и в несколько более связном обличье) рассказала, как мог бы подойти к сценарию Первого контакта лингвист. Лиза Битон в безнадежной попытке искупить продажу души Фармацевтической Промышленности указала мне на некоторые важные статьи. Лори Ченнер выполняла роль подопытного слушателя, ну и меня терпела. По крайней мере, некоторое время. Отдельное спасибо Карлу Шредеру, с которым я обкатывал некоторые идеи в области "ум-против-разума". Часть "Ложной слепоты" можно рассматривать как ответ на аргументы, представленные Карлом в его романе "Постоянство"; я не согласен с его рассуждениями практически на каждом этапе и все еще пытаюсь понять, каким образом мы пришли к отчасти сходным выводам.

Ссылки и заметки: попытка убедить вас, что я не полный псих (или, на крайний случай, запугать в достаточной мере, чтобы вы промолчали). Читать для получения призовых очков.

Я далеко не первый писатель, который попытался рационализировать вампиризм в рамках чистой биологии. Ричард Матесон сделал это еще до моего рождения,[88] и, если "испорченный телефон" не врет, последний роман этой Октавии Батлер[89] пройдется по теме паровым катком еще до того, как вы это прочитаете. Готов, однако, поручиться, что первым объяснил отвращение вампиров к распятию при помощи "крестового глюка" — и этот минутный всплеск вдохновения породил все остальное.