Сергей Лукьяненко - Звезды – холодные игрушки

Установить сложнейший механизм в лесопарке – это означает подчеркнуть его естественность, привычность в обиходе.

Приучить к нему…

Я абсолютно не удивился, когда в конце туннеля, над широкими дверями, ведущими в башню, увидел надпись: «Белое море».

Интернат, куда отправили «искупать вину» Наставника Пера.

Вот оно как.

Присев на каменную плитку, которой был вымощен пол туннеля, я попытался оценить ситуацию. Медлить нельзя, и все же…

Наверное, дед был прав. Все опять свелось к трем вариантам.

Случайность.

Геометры меня контролируют и каким-то образом и для каких-то целей привели именно к интернату «Белое море».

Места «отбывания наказания» для нас были выбраны не случайно. Именно интернат и санаторий, расположенные по соседству. Пусть я этого не знал, но Перу-то наверняка этот факт известен. Доброта Геометров – она своеобразна. Наставника Пера действительно печалит факт моего «умопомешательства», теперь, отбросив первую злость, я это понимал. И знать, что в полусотне километров… в сотне килошагов, как он называет, бродит с лопатой и киркой его бывший лучший подопечный – серьезный удар по психике.

Вот еще! Не хватало мне расплакаться над судьбой Наставника Пера!

Я встал, нелепо оправил грязную мокрую рубашку. Как отреагируют дети Геометров на явление незнакомого мужика в трусах и рубашке, с пробившейся на щеках щетиной и злым взглядом?

Как ни странно, скорее всего принесут стул, стакан горячего чая и побегут за врачом.

Воспитывать-то Наставники умеют. Вот только от результатов меня коробит.

Я легонько толкнул дверь – она мягко открылась. Никаких замков.

Холл был выдержан совсем в другом стиле, чем в «Матушкином свете». Огромный, на весь первый этаж. И все белое, сверкающее. Неровные стены и изломанный плоскостями потолок. Такое впечатление, что находишься в ледяной пещере. Светильников на виду тоже нет, слегка мерцают сами потолочные плоскости. Красиво. Но зачем такой интерьер, Геометры ведь ничего не делают зря? Вдоль стен – мягкие круглые кресла, обтянутые белой тканью, на полу – толстый ковер. Ступать боязно, наслежу. А убираться-то придется детям, в рамках подготовки-к-труду…

Войдя, я притворил дверь. Вслушался. Тихо. Нет никого. Найти бы схему этажей, выяснить, где живут Наставники. Ввалиться к Перу и мрачно сказать: «За тобой должок, еще с воли тянется…» Ох не поймет Пер. Не оценит лагерного юмора.

Из холла вели две лестницы, одна наверх, другая вниз. Значит, еще и подземные этажи есть? Несколько дверей наводили на мысль о лифтах, но туда соваться не хотелось. Еще три двери я сразу опознал как выходы из башни – те, в которые безуспешно ломился совсем недавно.

Хорошо хоть никакой охраны…

Стоп. В «Матушкином свете» у дверей стоял дневальный!

Я обернулся, теша себя надеждой, что ночью детей дежурить не заставляют.

Но дежурный в наличии имелся. В нише у двери, под огромным блестящим гарпуном, висящим на крюках. Мальчик сам-то был ростом с этот гарпун. Сейчас он мирно спал, вытянувшись на полу.

Я покачал головой. Наверное, есть какой-то высший педагогический смысл в этих вахтах у незапертых дверей. Воспитание ответственности, чувства гордости за свой интернат, за его символ. Да и нечасто им приходится так дежурить, воспитанников в каждом интернате – сотни. Н-да. И все-таки мне куда более правильным казался сон этого мальчишки.

Будь он постарше, я бы не удержался. Снял бы с крюков священный гарпун и спрятал за какое-нибудь кресло, в лучших традициях курсантских времен. Опошлить ветхие символы, что может быть достойнее? Но малышу было лет девять, не больше. Я постоял, глядя, как он улыбается во сне. Мне хотелось погладить его по голове, но он бы наверняка проснулся от незапланированной ласки. Так что я тихонько, на цыпочках, прошел к лестнице и стал подниматься.

Где ты можешь быть, Наставник Пер?

Я должен тебя увидеть. Посмотреть в глаза. Задать пару вопросов.

Пора Нику Римеру и его любимому Наставнику поговорить начистоту!

Лестницу я выбрал правильно, здесь шли жилые этажи. Я без колебаний миновал второй и третий – там двери были натыканы слишком часто. Это комнаты подопечных.

На четвертом этаже я остановился.

Круглая лестничная площадка чуть шире, чем внизу. И лампы светят ярче. И дверей всего шесть. Вполне возможно, что Наставники живут здесь.

Я бы обследовал еще и верхние этажи. Начинать действовать лучше, оценив ситуацию в целом. Но мой взгляд остановился на клочке белой ткани, небрежно приколотом к одной из дверей.

Белый бант.

Тот, что пыталась повязать мне на шею Катти.

Сердце забухало в груди, ладони вспотели.

Боевая трансформация?

Я не стал отвечать куалькуа. Подошел к двери, потрогал бант. Тот самый или очень похожий. Отцепив с булавки, я аккуратно повязал его себе на шею. Жалко, что нет зеркала. Интересно посмотреть, как сочетаются голые ноги, грязная рубашка и белый бант.

Потом я постучал.

– Входи, Ник, – негромко произнес голос Наставника Пера. – Разблокировано.

Я коснулся двери, и та уползла в стену.

– Доброе утро, Наставник Пер, – сказал я, входя.

Здесь, в «Белом море», комната Пера была гораздо больше. Трапециевидной формы, и все пространство у дверей заставлено какими-то нехитрыми агрегатами. Пружины, противовесы, рукояти. Несложно было догадаться, что это спортивные тренажеры. Их поснимали, стащили к двери, но еще не успели вынести из комнаты. Наверное, прежний жилец очень серьезно относился к физической подготовке.

– Проходи, Ник. Садись.

Наставник Пер даже не посмотрел на меня. Сидел спиной, глядя в экран, показывающий холл, где мирно спал мальчик-дежурный.

Кресла были далеко, садиться на расправленную кровать я не хотел. Поэтому примостился на седле тренажера, подозрительно напоминающего велосипед. Эх, не суждено мне прославиться как великому изобретателю, велосипед Геометры и сами придумали.

– К чему эти вахты у дверей, Пер? – спросил я. – Детям надо спать по ночам.

– Детям надо привыкать к ответственности. И в первую очередь – к ответственности за других. Этот малыш, увы, пока далек от идеала.

Наставник Пер развернулся в своем кресле. Окинул меня внимательным взглядом. Конечно, он уже видел меня – на экране, и любопытства в его глазах не было.

– Досталось тебе, Ник, – сказал он. – Позволишь по-прежнему называть тебя Ник?

– Почему бы и нет?

Наставник вздохнул:

– Да потому, что ты вовсе не Ник Ример. Не мой подопечный.

Невозможно честно обыграть шулера. Невозможно тайно проникнуть в цивилизацию шпионов.

– С чего такой вывод, Наставник?

– Твои реакции, парень. Ты вел себя почти как Ник… с учетом амнезии, разумеется. Я не сразу догадался поднять архивы операции «Тень». Лишь после всего… когда пришел в себя. Ник не ударил бы меня, парень. Он мог нагрубить, расплакаться, уйти, перестать разговаривать. Не более того. А вот для жителей Тени это реакция вполне нормальна. Символический удар, знак презрения.