Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов
Он охватил свой подбородок ладонью и посмотрел ей в глаза. Её это взволновало. Она встала, вплотную подошла к Ивану, положила тёплые руки ему на плечи и потянулась для поцелуя. Глаза её прикрылись, но приоткрылись губы, показав сахарно белую полоску зубов.
Он почувствовал головокружение от желания, исходящего от неё, и от её прикосновений.
«Нет… Нет!» – приказал он себе и грубовато перехватил её запястья и опустил руки вниз, не дав себя обнять.
Так они, неотрывно вглядываясь друг другу в глаза, простояли долгое время. У Напель они, вначале затуманенные и ласковые, постепенно приобретали пронзительность и строгость. Она сделала движение освободиться из его хватки.
– Ты… – начал он с трудом. – Ты можешь объяснить, что здесь происходит? И с тобой тоже?
Она молчала. Её ищущий взгляд блуждал по его лицу.
– Зачем мы сюда пришли?
Она безмолвно покачала головой, как бы умоляя его не задавать вопросы. Глаза её подёрнулись мглой рассеянной отдалённости: мысли её были далеки от забот Ивана.
Он слегка встряхнул её за руки.
– Напель!
Она улыбнулась, открыто и радостно, словно только что увидела его.
– Ваня! Мы одни! Мы победили, Ваня! Творящий Время в нашей с тобой власти! Он наш! Ты понимаешь?.. Неужели ты не понимаешь? В наших руках власть!..
– Над чем или над кем? – терпеливо спросил он, хотя никаких надежд уже не питал. Напель сейчас находилась почти в невменяемом состоянии, когда никакие доводы не смогут достичь её разума.
– Над временем.
– И что дальше?
– Мы можем жить вечно! Мы сможем увидеть всю историю Земли. Нам подвластны прошлое и будущее. У нас власть над теми, кто жил, живёт сейчас и когда-нибудь будет жить… Ты понимаешь, Ваня? Власть!
– Нет, не понимаю!
Она надула губки.
– Я объясняю непонятно? Но это лишь из-за разности веков, где мы с тобой до того жили. Ваш век…
– Ты объясняешь понятно, – перебил её Иван. – Но как же теперь люди Прибоя? Как же сам Временной Прибой? Ты ведь хотела уничтожить Пояс! Ты…
– Постой, Ваня!
Она резко, с силой выпростала свои руки. От неё повеял холодок отчуждения. Глаза её посветлели и помертвели.
– Я тебя слушаю, – почувствовав перемену, требовательно проговорил Иван.
– Так слушай… Что тебе до них, до людей Прибоя? Ты никогда не поймёшь ни их горестей, ни их радостей, ни их предназначения в жизни. Они, Ваня…
– Но подожди…
– Ты дослушай! – отмахнулась она. – Они только люди Прибоя.
Столько презрения и равнодушия заключалось в её отмашке и тоне произнесённых слов, что Ивану стало жутковато.
– Так люди же, Напель. Тысячи и тысячи. Ты же сама мне о них говорила и слёзы лила.
Она вдруг мило улыбнулась, взгляд её потеплел. Она опять потянулась к нему.
– Ты, Ваня, добрый и наивный… Потому я и полюбила тебя, как никогда никого ещё не любила. И поверь, никого, наверное, теперь не полюблю. Но, Ваня!.. Ну и поплакала я. Так что с того? На то я и женщина. И то, что мне их жалко, это правда… Может быть! Но правда и в том, что – это люди-призраки. Это… Они… Это виртуальные ничтожества. Они же не живут, Ваня… Они мертвецы!
– Как ты можешь?
– Да, могу! Люди Прибоя лишь существуют. У них врождённый инстинкт Прибоя. Отсюда их философия. Зачем что-то делать, создавать, учиться, мыслить? Зачем заводить семью, растить детей? Зачем дружить, объединяться в общественные организации, любить и ненавидеть? Вот их пафос и кредо жизни! Потому что уже в их генах – Прибой… Вот придёт Прибой, думает с рождения каждый из них, и всё надо начинать сначала. Так зачем им такая жизнь?.. Да, я уничтожу Прибой, но только двинув Пояс в прошлое, и уже без них!
Слова срывались с её губ отрывисто и зло. Глаза сверкали. Она, тесня грудью, наступала на Ивана. Её энергии и эмоций хватило бы на пятерых. Под её напором Иван попятился, отступил шага на два и остановился, считая своё отступление неправильным. И когда она как будто выдохлась, сделав паузу, он повысил голос и постарался, чтобы она услышала его тоже.
– Ты, Напель, не права! Как ты не права. Это люди! У них, это правда, не мне говорить тебе о том, своя логика и этика поведения. Однако они умеют думать, они хотят любить и дружить. И у них семьи. Не такие, какие знаю я и, может быть, ты, но семьи. Они объединяют предков и потомков, состав их меняется. Но суть-то остаётся. У них семьи с родовым гнездом Первопредка. Разве я тебе говорю нечто новое, чего не знала ты?
– Но ты не смеешь и не должен…
– Нет! Смею и должен! Ты забыла: если Пояс двинется, то он погонит людей тоже в прошлое, в то неведомое и необжитое время, где они будут влачить жалкое существование. Ты их не убьёшь, но превратишь в животных. Вновь в обезьян. Вот тогда у них не будет ни памяти, ни семьи, да и ничего человеческого. Единственное что они смогут – это проклинать тебя!… Тебя, Напель!
Она упрямо нагнула голову и отошла к пульту.
– Какое мне до них дело? – тихо, но жёстко сказала она после длительного молчания, когда Иван начал верить, что уговорил её не делать глупостей. Голос её окреп и зазвенел: – Я никогда не уничтожу Творящего Время, а с ним и Пояс. Никогда! Ты слышал? Я выбрала тебя! Но выбирай и ты, Ваня. Ты можешь остаться со мной, и я буду тебе верной и вечной подругой или женой. Как ты пожелаешь. Или… уходи к себе… Уходи, Ваня!
– Не-ет, – покачал головой Иван, всё больше злясь на себя и на неё. – Я просто так не уйду. У меня достаточно сил и умения, чтобы с твоим проклятым Творящим Время справиться самому и освободить людей Прибоя от его ужаса. И ты, Напель, предала меня… Потому я имею и моральное право!
Он привычно снимал рюкзак.
– Ваня!
Он видел открытый в крике рот Напель, но им владело одно желание – уничтожить машину, создающую Пояс. Под руку попался пистолет, хотя нужен был, пожалуй, бластер, но времени на поиски не было.
Рука его, ощущая тяжесть оружия, так и не успела подняться. Подняться и произвести выстрел в ненавистного ему Творящего Время.
Иван онемел.
Его поразила Напель, её лицо.
Что с ним творилось!
Оно оставалось таким же слегка испуганным и красивым, но милая складочка на её лбу приподнималась, и под ней из глубины сверкнул третий глаз, зелёный как чистейший изумруд. Напель пыталась прикрыть его ладонью, но это, похоже, было выше её усилий – руку её отбрасывало
