Стивен Бакстер - Инерционный корректор

Тарквин выглядел удивленным:

— Разве вы не понимаете, Берти? Первый человек, побывавший в космосе, обретет всемирную славу на все времена. Я хотел стать этим человеком, хотел полететь на корабле Ральфа в космос, может, даже к другим мирам.

— Но, — возразил Уэллс, — Ральф утверждал, что уже летал до Луны и обратно.

Тарквин отрицательно покачал головой:

— Ему никто не верил. Я мог бы стать первым. Но мой брат никогда бы этого не допустил.

— И вы, — с горечью сказал Уэллс, — уничтожили своего брата — и его работу, — только чтобы не отдать ему первенство.

Оттенок гордости прозвучал в голосе Тарквина, когда он ответил:

— По крайней мере, я попытался изменить свою жизнь, воспользовавшись великолепным шансом, который предоставила мне судьба, Берти Уэллс. Можете ли вы похвастать тем же?

По завершении всех формальностей, касающихся ареста Тарквина Бримикума и предъявления ему обвинения, мы втроем без всяких сожалений отправились на поезде в Лондон. Путешествие было довольно утомительным. Уэллс, еще недавно наслаждавшийся охотой на преступника, теперь, когда расследование закончилось, выглядел немного огорченным.

— Боже мой, — сокрушенно сказал он. — Все механизмы так сильно попорчены, а Ральф почти не вел записей, да еще его брат — независимо от того, убийца он или нет, — такой тупица. Все это настоящая трагедия. Боюсь, работу Ральфа невозможно будет восстановить.

Холмс задумчиво посмотрел на Уэллса:

— Нет, настоящая трагедия — это трагедия ученого, который пожертвовал своей человеческой природой — любовью жены, семьей — ради знания.

Уэллс начал злиться:

— В самом деле? А как же вы, мистер Холмс, с вашим сухим, сугубо рациональным стремлением к фактам, фактам, фактам? Чем пожертвовали вы?

— Я никого не сужу, — спокойно ответил Холмс. — Я только констатирую.

— Во всяком случае, — сказал Уэллс, — могут пройти годы, прежде чем человек действительно полетит на Луну. О, я вспомнил. — Он покопался в кармане куртки и вытащил маленький закупоренный пузырек. Сквозь прозрачное стекло было видно, что внутри пузырька находится какая-то темно-серая пыль, похожая на угольную. — Вот она — «лунная пыль», которую дал мне Ральф. — Уэллс открыл пузырек и вытряхнул по щепотке пыли в наши с Холмсом ладони.

Я перемешал частицы. Они были с острыми краями. Пыль имела характерный запах.

— Пахнет дымом, — высказал я свое мнение.

— Или влажной золой, — предположил Уэллс. — Или порохом!

Холмс задумчиво нахмурился.

— Полагаю, что лунная почва, никогда не подвергавшаяся воздействию воздуха, должна была бы вступить в реакцию с кислородом нашей атмосферы. Металл, содержащийся в ней, вызвал бы что-то вроде медленного сгорания…

Уэллс забрал у нас пыль. Он казался раздраженным и расстроенным.

— Да ну, все это глупости, не заслуживающие нашего внимания. Какая трата времени! Сколько достижений ума стало жертвой слабости человеческого сердца?! О, вероятно, я сумел бы написать об этом роман — единственное, что еще можно сделать! Вот! Покончим с этим! — И стремительным движением он открыл окно купе и вытряхнул содержимое пузырька, развеяв пыль вдоль дороги. Холмс поднял изящную руку, словно желая его остановить, но было уже слишком поздно. Скоро пыль бесследно исчезла, а Уэллс выбросил и пузырек.

Оставшуюся часть пути до Паддингтона Холмс был странно задумчив и говорил мало.