Игорь Ткаченко - Записки одного армагеддона

Я сделала первое, что пришло в голову: попыталась заткнуть отверстие, образовавшееся после предательского отваливания крана, пальцем. Это было ошибкой. Толстая струя, бьющая в потолок, распалась на множество тонких, бьющих во все стороны разом.

В качестве затычки я по очереди испробовала катушку ниток, крышку от чайника и половую тряпку, пока не вспомнила, что где-то на трубе есть такая маленькая штучка, которой воду можно перекрыть. Я принялась лихорадочно разбирать завал молочных бутылок под раковиной, обнаружила наконец краник, еще не веря в успех, повернула его, и гейзер опал.

Минут десять ушло на то, чтобы развесить мокрое платье и с нервным смешком уничтожить остатки макияжа. Оставшись в одних трусиках, я еще минут сорок собирала тряпкой воду, а когда смогла со стоном разогнуться, времени оставалось ровно столько, сколько необходимо для переодевания манекенщице за занавесом подиума Колонного Дворца Совета Архонтов, когда на просмотре новых моделей купальников присутствует супруга басилевса.

Я натянула нелюбимый - потому что колючий - свитер, втиснулась в джинсы - отлично сели после стирки! - массажкой разодрала то, что еще недавно было модной прической, и вылетела из квартиры, решив лицо нарисовать по дороге.

- В редакцию "Вечернего Армагеддона", - выдохнула я, устраиваясь на заднем сиденьи.

Извозчик, здоровенный детина, на плечах которого трещала по швам моднейшая заморская куртка, молча покачал головой.

Вот еще новости! Я наклонилась вперед, прочла надпись под фотографией на панели и, чертыхаясь в душе, проворковала:

- Давид Голиафович... Дэвик, очень нужно.

Извозчик поправил зеркальце, я улыбнулась и поправила челку. Он хмыкнул. Целый табун лошадей заржал. Экипаж тронулся.

И вот теперь можно было достать косметичку и заняться фасадом. О, дьявольщина! Как я могла забыть?!

- Отбой! Поворот на месте кругом! Дэвик, милый, на площадь постоянных, в Институт, пожалуйста.

Что прошипел сквозь зубы извозчик, я благоразумно решила не расслышать.

Малыш Роланд, мой горе-помощничек, уже ждал в крохотной забегаловке неподалеку от Института, известной тем, что хозяин, безрукий и безногий инвалид, заставлял посетителей самих варить себе кофе.

- Шеф-академик послал меня в далекое далеко, - сообщил Малыш Роланд. В далекое далеко его посылали редко, поэтому реакция Малыша была болезненной.

- Всего-то?

Я уселась в кресло и закурила.

- Брось хандрить и свари кофе. Еще какие хорошие новости?

Малыш Роланд тяжело встал со стула и отправился в угол, где на маленьком столике стояла спиртовка, дже зва, сахарница и несколько чашек. На его спине под рубашкой перекатывались могучие мышцы, словно он махал ломом, а не отмеривал крохотной ложечкой кофе. Глядя на него, я вдруг почувствовала жалость, смешанную с изрядной долей презрения.

- Ты со спины похож на извозчика, который вез меня сюда. Тот тоже, наверное, культуризмом тешится.

- Атлетизмом.

- А-а, не все ли равно, - небрежно отмахнулась я и быстро перебила собравшегося возмутиться Малыша. - Вари-вари, опять убежит.

Мне захотелось его позлить. Люблю злить громадных мужиков.

- Слушай, а почему это чем мужик здоровее, тем им легче управлять?

- Ты это о чем? - подозрительно спросил Малыш, разливая кофе.

- Так просто. - Кофе был отвратительный. - Ну и гадость... Ты когда научишься?

Малыш Роланд обиделся.

- На тебя не угодишь. У тебя комплекс. Мужикомания. Что бы мужик не делал - все плохо. Разбавить?

- Не надо. Ни разбавлять, ни угождать. Знаешь, что сделал бы на твоем месте настоящий мужик? Со словами "Не нравится - вари сама" отобрал бы у меня чашку и выплеснул, - я шлепнула по протянувшейся руке. - Без подсказки надо, не маленький. Так какие же новости?

Малыш оживился. Парень он неплохой, и с моей стороны, конечно, большое свинство в качестве пробного камня бросать его во всякие сомнительные болота.

- Значит, так. Завтра без двадцати восемь черные совместно с Дружиной собираются устроить погром.

- Знаю. Дальше.

- В совете басилевса готовится какой-то странный законопроект... Слушай! Я вообще перестал понимать, что в мире творится! Такое чувство, что катимся мы все в одной бочке к краю пропасти, и в бочке этой все уже смешалось: где была голова, там совсем другое произрастает, а где ноги уж совсем непотребство. И все делают вид, что так и должно быть. Ты вот, например, знаешь, что встала атомная электростанция, и откуда город получает энергию, одному богу известно?

- Знаю.

- А то, что сегодня утром главного ракетного конструктора и пятерых его заместителей послали на рудники, потому что ракета опять не взлетела? А то, что в Старом порту несколько раз видели собакоподобного человека, тоже знаешь, нет? Так вот, эта тварь якобы прячется в районе складов и уже загрызла троих докеров. Может быть, я съезжу?

- Малыш, милый, - ласково сказала я, и Малыш втянул голову в плечи. Пойми ты наконец, у нас серьезная газета. И если я, как зав. отделом пропущу материал о каком-то зверочеловеке, через день мы с тобой вместе пойдем искать работу. Ладно, будем считать, что с этим заданием ты тоже не справился. А что все-таки у тебя получилось с шеф-академиком?

- Послал меня в далекое далеко, - пробурчал Малыш Роланд.

Беда с этими суперменами. Как малые дети.

- Это я уже слышала. Он еще что-нибудь сказал?

- Что у него серьезный Институт. Что профессор Трахбауэр приехал провести теоретический семинар, на котором корреспондентам бульварных газетенок делать решительно нечего. Что это будет закрытое собрание. Что...

- И ты сразу скис.

- А что я мог сделать?

- Не родиться двадцать пять лет назад! Что он мог сделать, что он мог сделать! - передразнила я Малыша. - Это тебе нужно быть на собрании или шеф-академику?

- Ну, мне.

- Вот до тех пор, пока это нужно будет "ну, тебе", всякие занюханные шеф-академики или депутаты Совета Архонтов будут посылать "ну, тебя" в далекое далеко или еще дальше. Ты этого старого маразматика должен был убедить, что это ему просто необходимо твое присутствие на собрании, а тебе, красивому, молодому и сильному на это глубоко начхать. Просто такой уж ты хороший парень и между делом готов оказать услугу Институту, который по уши в долгах, а с переходом к управляемому базару и вовсе вылетит в трубу. Тебя хоть чему-нибудь учили, а?

Во время этой выволочки красный как рак Малыш Роланд мужественно играл желваками и молчал. За своим окошком меленько хихикал хозяин забегаловки.

- А не получилось убедить, - безжалостно продолжала я, - подделай пропуск или рявкни для успокоения души на этого думателя и творца истин. Морду ему набей, в конце концов! Мужчина... С работы ты, конечно, вылетишь, зато уважать себя будешь. На кой черт тебе эти мышцы? Плесни немного.