Люциус Шепард - Сеньор Вольто

«…так расстроилась», говорила Садра. «Никогда бы не подумала, что в Аурелио это есть… такая страсть. Особенно, когда дело касается Марты.»

«Какая свинья!», сказала Флавия. «Она расхаживает, как принцесса, когда все знают, что она полная шлюха.»

«Господи, да! Она, должно быть, перетрахалась со всеми тюремщиками.»

«Почему ты ей ничего не сделаешь?»

«На что ты намекаешь?»

«Не знаю. Придумай что-нибудь. Может, напишешь о ней что-то в газете.»

«Э, мне она безразлична. Я просто скучаю по Аурелио.»

«Лгунья!», сказала Флавия. «Ты просто им пользовалась, чтобы вернуть Тито.»

«Это неправда! Мне нравился Аурелио!» Смешок. «Ну, наверное, я немножко им пользовалась.»

Обе женщины засмеялись, а потом Садра сказала: «Я просто не понимаю, что произошло с Тито.»

«А что тут понимать? Он мужчина. Наверное, он отчалил с другой женщиной.»

«Но так бросить дело… просто встал и исчез. Не похоже на него. Он всегда ответственно относился к своему бизнесу.» Пауза. «Потом, он странно вел себя большую часть этого года. Был таким далеким! Вот почему я прикинулась, что разрываю с ним. Я…»

Флавия радостно хихикнула. «Значит, прикидывалась, верно?»

«Ты же понимаешь. Я думала, он теряет интерес, и решила, что он может заинтересоваться снова, если подумает, что теряет меня.»

«Наверное, Аурелио угрожал ему, вот почему он в такой спешке исчез. Ты говорила, у них было что-то вроде стычки.»

«Да, но он не казался озабоченным. Было похоже, что его мысли где-то витают. Вроде как… он не в себе.»

«В письме он не сказал, куда направляется?»

«В горы. Это все, что он сказал. Сказал, ему надо идти в горы, а потом исписал две страницы, насчет обретения Господа.»

«Господа!», с отвращением фыркнула Флавия. «Это просто другая женщина, наверняка. Мужики говорят такую ложь только когда речь идет о сексе.»

Садра драматически вздохнула. «Так тягостно, потерять двух мужчин сразу.»

«Не беспокойся! В Трухильо осталось вдоволь мужчин… хотя и не так много таких богатых, как Аурелио.»

«И никого с такой палкой, как у Тито. Бог мой, это что-то чудовищное!»

Они снова засмеялись, и разговор повернулся на вечеринку, которая должна была состояться позднее вечером в Баррио Кристалес.

Я допил свой виски одним глотком, вышел наружу на пляж, бросился на песок близко к границе прилива и стал размышлять, как основательно измена проела ткань моей жизни. Конечно, я понимал, что меньшего не заслуживаю — я пока что подчиняюсь своей судьбе — и это понимание, в таком противоречии с моей обычной тенденцией жалости к самому себе, заставила меня осознать, что хотя я и сильно сожалею, я совсем не подавлен этим сожалением. Я думал о том, что сказала Садра, что Тито становился далеким — это слово так же хорошо, как и другие, описывало то, что я чувствовал по отношению к Садре и многому другому. Я не испытывал к ней горечи. Какую бы роль она не играла со мной, та, что она играла сейчас, была не менее фальшивой, и какие бы чувства она в действительности не испытывала по отношению ко мне, как бы истинны они не были, они были ничем иным, как побочным продуктом безумия между мужчинами и женщинами. Единственная часть прошлого, что возбуждала мои эмоции, были любовные шашни между Эспиналем и Мартой, и даже эта страсть, казалось, заимела некий формальный оттенок. Не то чтобы утихло мое желание убить Эспиналя, но оно казалось теперь более последствием функции человека, как если бы ненависть была контрактным обязательством, заключенным между душой и разумом, чтобы позволить их сосуществование. Я подумал, не могут ли быть преждевременно поседевшие волосы Тито доказательством, что он был одержим существом, которое, как мне казалось, живет теперь во мне? И если так, что его отсутствие означало для Тито? Не это ли спровоцировало его внезапный уход?

Маленькие волны, изящно окаймленные пеной, катились и распластывались на песке. Молнии блистали во тьме за мысом, ветер ерошил верхушки пальм, шторм надвигался с Карибского моря. Я почуял запах озона в воздухе, и заметил, что воздушники собирались вместе и двигались в сторону гор с величественной миграцией персонажей мультфильма, наверное, давая свидетельство того, что большая гроза опасна и для них. Вытянутые в струнку вдоль берега, огни в барах и лачугах выглядели вырезанным сообщением из ярких пятен и точек. Я чувствовал себя привязанным к этому месту и мгновению, и в полном одиночестве. Красная молния расщепила небо, за нею последовал раскат грома, напоминавший огромную фальшивку, словно некий гигант ударил по большому листу гибкого металла.

Ритм диско стал слышен на фоне порывов ветра, и я взглянул в сторону отеля. Несколько десятков людей, силуэты на фоне горячих огней, сгрудились на под накрытой крышею частью площадки. Вечеринка по поводу возвращения Эспиналя, сообразил я. Лестница в девять ступеней вела с пляжа на площадку я обошел ее, держась ближе к воде, и направился к месту примерно в пятидесяти футах дальше к узкому заливчику, затененному группой пальм, под которыми упавший пальмовый ствол, еще прицепленный к своему пню, обеспечивал что-то вроде скамьи. Там я сидел, пока бушевала вечеринка и собиралась гроза. Шквал дождя, не дождавшийся шторма, зарябил на поверхности заливчика, раскаты грома стали чаще. Большинство воздушников улетели вглубь суши, но еще сотни их оставались, паря над пляжем, в большинстве своем черносердечники. Рассеченные листья окружающих пальм хлестали и скользили друг по другу. Огненные люди молний танцевали и прыгали на горизонте, казалось, отражая молнии моих мыслей, удары ненависти, освещающие темную материю.

У меня было смутное намерение дождаться, пока закончится вечеринка, потом проскользнуть в свою квартиру и застать Эспиналя с Мартой, но так уж все повернулось, что план оказался не нужен. Вскоре проливной дождь, бьющий наискосок из-за ветра, заставил празднующих поспешить с площадки в отель. Море металось и бушевало, тяжелые волны набегали на песок. Взбаламученные тучи освещались ударами молний, а гром грохотал постоянно, его мощная детонация снова и снова заставляла меня вздрагивать. Казалось, что ничего из этого не тревожит оставшихся воздушников — борясь с ветром, прыгая то туда, то сюда, они тем не менее сохраняли свои позиции относительно берега — и никакая погода, похоже, не беспокоила пьяного, толстого и коренастого человека, который пошатываясь спустился по ступеням и покачнулся, поставив ногу на грязный песок. В свете молнии я увидел его. Эспиналь. Золотая цепь поблескивала у него на шее. Он пер вперед против ветра и встал возле воды, откинув голову назад, словно призывая шторм сделать все самое худшее. Таково, я подозреваю, было точное состояние его ума. Таков был характер его высокомерия. Пережив мое нападение, похищение и побывав в заложниках, он поверил, или наполовину поверил, что он неукротим, что он сам сила природы. Ветер, волны, молнии. Что они по сравнению с могучим Эспиналем? Через какое-то мгновение он расстегнул штаны и помочился против ветра. Несколько капель попало на брюки — какая разница? Ничего не разрушить его мощь. Я засомневался, почувствовал бы он себя таким непобедимым, если б смог увидеть черносердечников, массами носящимися над ним, собравшихся в кружащееся вихрем облако, которое казалось миниатюрным представлением штормовых туч над головой. Я ожидал, что они бросятся вниз на него, что моя мысль относительно их роли в его кончине окажется предчувствием, но вместо этого они поплыли прочь. Молния ударила близко, удар врезался в песок в нескольких сотнях футов дальше по берегу, бело-голубая плеть ослепила меня на какое-то мгновение. Но этот удар не обеспокоил Эспиналя. Он еще раз встал в неукротимую позу и уставился на бушующие воды залива.