Олег Котенко - Божественная игра

Выход был удивительно легким - так проваливается в сон уставший за день человек. Я закрыл глаза - и вот, вокруг меня уже парят звезды. Хвостатая комета, что-то недовольно пробурчав, пронеслась мимо, забив мне нос зеленой пылью.

Много раз я задавал себе вопрос - зачем мне ЭТО? Для чего я делаю ЭТО? Чтобы осуществить давнюю мечту человечества и прикоснуться к звездам? Вряд ли - это захватывало только сначала, потом... потом выход превратился в необходимость, день без полета - и сердце становится каменно-тяжелым.

Всю жизнь думал, что изумрудные или синие звезды - атрибут фантастических картин. Но нет - вот, передо мной висит громадный фиолетовый шар, источающий едкий жар. Кто скажет, что это не звезда? Там, внутри, кипит жизнь: мечутся какие-то струи, сплетаются в клубки и растягиваются длинными плетьми. Интересно, что если...

Трудно решиться, но я зажмуриваю глаза и каким-то внутренним усилием толкаю себя вперед. Черт, как горячо! Кожа горит, будто ошпаренная кипятком! Даже хуже - жар проникает глубже, глубже, к самому сердце; я весь наполняюсь сущностью пылающей звезды.

Зачем я это делаю?..

Эти штуки внутри - они тугие и скользкие. Угри, вот на что это похоже. Они находятся в постоянном движении, хаотическом, беспорядочном, но только вместе образуют единый организм.

Душевное смятение... Наверное, так и должно быть: достигнуть к звезд - это одно, прикоснуться к ним... Но оказаться внутри, стать одним целым со светилом! Не посягательство ли это на святыню?

Нет!

Жар медленно превращается в приятное тепло...

* * *

Все это время нечто во мне росло и развивалось. Вместе с ним рос и я - конечно, наша совместная эволюция проходила не на физическом уровне, нет. Мой спутник был существом далеко не материальным, хотя обладал всеми признаками мощного аппарата, именуемого людьми "разум".

У меня открылись глаза!

Я понял, насколько был глуп, наивен, но главное - я был слеп! Хотя и полагал себя видящим мир изнутри, в отличие от остальных... Да, они не видят его, мир, вовсе. Ну и что? На то они и люди - масса. Но я был глуп вдвойне - я считал себя гением, хотя почти ничем не отличался от остальных. И это угнетает меня...

Теперь же, да, только теперь мир начал раскрываться передо мной. Только начал, но происходило это быстро, иногда даже слишком стремительно - появлялись на небе новые созвездия, новых... нет, не людей, существ стал я замечать на улицах.

Оказывается, параллельно с нашей существует другая, гораздо более богатая и насыщенная жизнь. Там видовой состав не ограничивается одним разумным существом. Точнее, в той среде нет неразумных вовсе. Они следят за нами, говорят о нас, смеются над нами, осуждают. Они все видят и знают. Для них мы нечто вроде умных зверей...

Пришел день, когда я впервые заговорил с одним из них.

Мне даже не понадобились слова; я знал, что хочет сказать он, и наоборот.

- Долго же ты шел, - усмехнулся он, - все уже забыл, да? А как разговаривал с морем, с камнями тоже забыл? Забывчивые вы, люди... Даже с нами однажды заговорил. Ха! Это надо было видеть! Наверное, для тебя это было откровением, да?

Он расхохотался, но смех его быстро иссяк.

- Неужели ты ничего не помнишь? - теперь на его лице застыло изумление: чуть приподнялась левая бровь, а глаза расширились.

Осень... море... Марина... Ее звали Марина, точно, это она боялась всего странного... Я любил ее - очень сильно любил, но... не состоялась любовь.

Трудно копаться у себя в памяти. Особенно, когда не знаешь, где и что искать. Памяти прошлых жизней... Абсурд!

Но почему он так похож на правду?..

* * *

Сегодня впервые пошел снег. Первый, еще неуверенный, он сразу же таял, падая на землю, отчего идти было совершенно невозможно. А мне нравится! Мне нравится такая погода - будь то долгий дождь или слякоть, или морозный туман. Мне нравится! Почему? Потому что возникают ассоциации с теплым и уютным домом, где можно взять чашку чая, включить телевизор, забравшись под одеяло, и думать только о том, как тебе хорошо и тепло.

А еще мне нравится, промокнув под ледяным дождем, сбросить потяжелевшую одежду и забраться под горячий душ. Но самое большое удовольствие все же доставляет созерцание сыплющегося из туч снега.

Я вышел на два часа раньше, чем обычно, - просто хотел пройтись перед работой, дать отдых нервам. Шел, не торопясь, слегка помахивая портфелем, и не боялся опоздать, как это бывает обычно. Еще не рассвело, в воздухе висели сиреневые сумерки, только мелкий снежок серебрился в свете фонарей.

Как хорошо...

Безлюдные улицы... Почти безлюдные, иногда все же встретишь такого же, как сам, раннего пешехода. Пусто, спокойно, тихо чуть слышно шуршит снег. Стало холоднее и снежинки перестали превращаться в грязь. Даже сама грязь схватилась хрустящей коркой. Белизна растекалась по тротуарам...

Сумерки рассеялись, фонари потухли - будто что-то чужое ворвалось в мир. Улицы стали заполняться людьми, троллейбусами, суетой.

8:30 - через полчаса надо быть на работе. Вот, уже виден огороженный бетонными плитами двор и здание клиники. Никогда не смотрел на него снаружи - НАСТОЯЩИМ взглядом, видящим сущность. Какой он? Наверное, темно-фиолетовый или черный, этот двор. А здание? Лучше и не думать; в таких условиях работаем...

Минутная стрелка часов встала на цифру 12 как раз, когда я вошел в кабинет. Закрыть за собой дверь, повесить плащ в шкаф, приоткрыть форточку - привычные процедуры, совершаемые изо дня в день.

Я сел за стол и почувствовал какое-то неудобство: что-то было не так. Неправильно было. Вот, я пришел во время и что теперь? Что мне делать? Чем заниматься? Чем я вообще занимаюсь? Выслушиваю жалобы главврача на безалаберных медсестер? Надоело...

Сейчас придет Григорьев...

Хм, может, у меня развивается дар предвидения? Нет, все проще, стена эта почти прозрачная. Наверное, из гипса какого-нибудь, нет арматуры.

Дверь открывается, показывается седеющая голова Григорьева.

- Привет, Андрей Михалыч! Что-то ты сегодня рано. А как же твой принцип - лучше поздно, чем никогда?

Григорьев хохотнул - у него сегодня хорошее настроение. А я и не помню, чтобы опаздывал. Вообще не приду - да, но чтоб опоздать...

- Изменил я принципам своим.

- Нехорошо, - Григорьев вошел и сел напротив меня. - Плохо это, Андрей. - и внезапно помрачнел лицом; я уж подумал, что не такое уж хорошее у него расположение...

- Сам знаю, что плохо.

- Не то ты знаешь. Сегодня утром, рано, часов в пять... та же медсестра, Галя...

Голос Григорьева сорвался, он пытался выговорить еще что-то, но только беззвучно шевелил внезапно побелевшими губами. Внутри похолодело; даже мой горячий шарик, обитающий в душе, и тот потускнел. Я посмотрел Григорьеву в лицо - и не увидел ничего, только смертельную белизну и две серых дыры на месте глаз.