Юрий Касянич - Лабиринт

*

Преломляя сильные лучи света, в стенах невообразимыми красками сверкали кристаллы - освещенная, пещера выглядела сказочной, пугающе красивой; тень Берта, образованная отраженным светом, касаясь стен, то убегала вперед, то пряталась позади; вот уже и озеро; Берт выбрался из норы и отогнал тьму фонарем, рассыпая крупу света по невозмутимой поверхности воды, которая, как кожа при ознобе, покрылась мельчайшими пупырышками от непривычного ощущения освещенности; На мгновение Берт задержался и наклонился к воде, световой конус вновь образовал зеркало - да, еще молод, в лице еще не поселились тени равнодушия и разочарования; и на какую-то долю секунды в нем опять промелькнула мысль - предательская искра - остаться, вчувствоваться во вновь обретенную молодость, отдаться во власть размышлений, которые будет неустанно охранять бдительная тишина: биомассы предостаточно, еще возможны целые годы жизни, и какая разница отшельничать ли в сельской хибаре за городом, гоняя скорпионов, изнывая от жары и имея малопродуктивный шанс временами окунаться в быстрораздражающий ритм пыльного города или - блаженствовать в лабиринте среди неповторимой немой красоты камней над черным озером, беспредельное спокойствие которого давало возможность ощутить его глубину, попытаться осознать непостигнутые глубины в себе самом, и наконец - просто успеть подумать о том, на что в той жизни, куда он так целеустремленно возвращался, никогда не хватало лет и минут; ведь в душе каждого человека непременно живет мечта - хотя бы ненадолго укрыться от привычных дел, сбежать из системы координат, к которой привинчен острыми шурупами образа жизни, определенного самим и обстоятельствами, уединиться так, чтобы: вышел из дверей - и навстречу вода, и никаких посредников, только ты и природа; пускай здесь нет солнца, неба, щебета птиц, шелеста листьев, зато есть удивительный потусторонний шанс - остановить мгновение! как сладок соблазн! ого, секунда слабости подзатянулась! он даже улыбнулся, чего не случалось с ним давно; тело после стольких дней непрерывного движения заныло, предвидя возможность расслабления; в самом деле - зачем он так изнурительно гнал себя по коварному лабиринту, пришпоривая свое тренированное тело, словно жеребца во время стипль-чеза, не зная ни минуты покоя от пронизывающей сердце тревоги за большой город, оставшийся под куполом отупляющей жары; ведь он нимало не имел представления о том, что нынче происходит там, где остались тысячи людей, с каждым днем все более жадно желавших удовлетворения своих, разрастающихся, как метастазы, потребностей; зачем? зачем спасать тех, крепости разума которых выдержат и атаку, и осаду, не добьешься никакими уловками, не докричишься, хоть сгори на площади в присутствии тысяч; они и не отяготятся попыткой понять смысл твоего самосожжения, а лишь, усмехнувшись, махнут рукой и скажут, что это перекос сознания и каждый сходит с ума по-своему; и ты умрешь, признав собственное бессилие перед угоревшим социумом, и твой пепел ветры вплетут в косы неба; и в это мгновение, словно ответ, в раковины его ушей стал спирально вкатываться нарастающий рокот (или это нервы, напряженные до предела, загудели, как высоковольтные провода? или это кровь, в бешеном ритме перекачиваясь через шлюзы сердца, сигнализировала о своем давлении?); рокот усиливался, приближался, словно шум прибоя, посылаемый океаном, который от нетерпения вышел из берегов; минута слабости миновала - он понял, что даже наедине с собой он не имеет права уподобиться тем, ради кого ушел в лабиринт, ибо на чашу судьбы брошено главное - жизнь, и как бы ему ни хотелось вызвать жалость к себе (а в отсутствие зрительного зала этот миг недолог), нужно использовать шанс, данный ему озером Времени, которое отворило свою тайну; он понял наконец, не уголком сознания, не усилием воли, а всем своим потрясенным существом, что ушел для того, чтобы вернуться; теперь, когда независимо от его желания или нежелания осыпалась шелуха поверхностных мотивировок и причин, он яснее, чем когда-либо, увидел смысл своего поступка; он должен, потому что действие начинается с крошечного движения, горный обвал стартует и одним покатившимся вниз камешком, и коль скоро судьбе было угодно разложить роковой пасьянс таким образом, что его карта оказалась важной, он должен сделать то, что в данный момент императивно требовало бытие, пока оно не завершилось; постижение долга и делает человека свободным от мелких предубеждений, сомнений и соблазнов, и придает силы, и разжигает сигнальные костры надежды; именно постижение долга возвращает в человека человека.

*

И он стремительно пошел, следуя обратной цепочке светившихся во тьме маячков, сглатывая взглядом фантастические карстовые красоты, как на бегу сглатывают слюну усталым шершавым горлом; дни без неба и солнца смешались, слились в одно непрерывное векторное движение вперед; лишь крошечные, кратковременные передышки - прижаться утомленной спиной, отягощенной рюкзаком, к стене пещеры, закрыть глаза, утишить аллюр сердца, стараясь обесточить тело и душу,- как молнией, ударяя в высокое дерево, обесточивается черно-лиловая опухоль дождевой тучи,- очистить неисчислимые архивы сознания, которые восстановятся, как только он двинется вперед; лишь нокаутирующий сон, когда мускулы и мозг моментально забывают о движении, о цели, когда, как неотвратимая лавина, которой сделал подножку оттаявший пласт снега, накатывается желание спать; передышки участились; Берт физически ощущал, как заполняется возвращающимися годами его еще недавно по-молодому энергичное тело; (каждый час пути означал прибавление месяца или двух?); дыхание густело, шум выдохов уже рождал эхо, годы шли ему навстречу, сливаясь с ним; но это не была дружеская, радостная встреча; было что-то фатальное в том, как тяжелел рюкзак, словно годы плотно .укладывались в него.

*

Сноп света неожиданно уперся в преграду; удивившись, Берт погасил фонарь и оглянулся - далеко позади него, в конце прямого участка пещеры, лучился последний маячок; нет, ошибки не могло быть, он возвращался по своим следам; видимо, за время его путешествия вглубь лабиринта кто-то проследовал его же маршрутом и с непонятной целью перекрыл основной рукав; преграда состояла из плотно пригнанных друг к другу пластмассовых прямоугольных контейнеров; вверху еще оставалась щель между потолком пещеры и последним контейнером - нужно карабкаться наверх; Берт пошарил световой рукой по каменным складкам, выбирая в стене уступы, чтобы подобраться к щели; стены походили на свисающие бугристые огромные шкуры диковинных животных; наконец-то ему пригодились принадлежности спелеологов, которые он обреченно таскал все это время! он крепко вбил в стену, постепенно взбираясь, несколько скоб и вскоре, оттолкнувшись от последней скобы, грузно перевалился на загрохотавшую крышку верхнего контейнера; дальше пришлось ползти; извилистый рукав на большом протяжении был превращен в непонятный склад; судя по быстро гаснущему грохоту, который возникал под толчками его локтей, коленей и ботинок, контейнеры были чем-то заполнены; Берт опасался, что не разглядит свой очередной наскальный знак, который должен был светиться где-то значительно ниже уровня, где он находился в данный момент; но потом он успокоил себя - обратный путь - единственный и именно тот, что он проделал вглубь; значит, выход уже недалеко, раз появились опознавательные знаки присутствия людей, хотя бы в виде этого загадочного хранилища; временами промежуток между скалой и контейнером сужался до пугающе малых размеров, и Берту приходилось снимать рюкзак и тащить его за собой; мышцы наливались свинцом прибывающего времени, требуя отдыха; даже прощаясь, лабиринт устроил ему испытание!