Вячеслав Рыбаков - Первый день спасения

- Данная фигура для нас интересна еще и вот почему, - начальник спецслужбы сделал эффектную паузу. - Собирая информацию об этом человеке, я обнаружил, что он в течение почти полугода был приемным отцом мальчика, впоследствии ставшего известным как Мутант!

- Что?! - выкрикнул председатель среди поднявшегося гомона.

- Именно он и его жена могут знать все о Мутанте!

- Удивляюсь, что он еще в шахте... В добрый час, генерал. Немедленно займитесь этим человеком. Немедленно. И, коль скоро вы сами напомнили мне, - Мутант должен быть взят сегодня. Именно нами и именно сегодня. Идиотский миф о грядущем завтра исходе должен быть решительно пресечен. Он расслабляет и дезорганизует общину. Кроме того, Мутант необходим как материал для исследований первостепенной важности. Вам, в сущности, следовало раньше подумать об этом!

- Я думал и думаю об этом, - лицо начальника спецслужбы порозовело от обиды. - Я прекрасно понимаю важность этих двух моментов.

- При угрозе захвата Мутанта министерскими силами он должен быть безжалостно уничтожен.

- И это я тоже понимаю, мой генерал. Я прекрасно понимаю, однако, что первостепенным вопросом является захват министерских складов. Без Мутанта мы до сих пор обходились и сможем обходиться впредь. Без запасов - нет. Захват министерских складов даст нам возможность продержаться еще по меньшей мере год...

- А потом? - громко, насмешливо спросил начальник артиллерии.

- Я не вижу смысла в беспредметной болтовне! - огрызнулся начальник спецслужбы, а начальник космического командования вдруг улыбнулся беззащитно и совсем по-детски. В наступившей тишине председатель глухо сказал:

- Все свободны.

Когда отгрохотали стулья и отхлопала дверь, он вынул из ящика стола изящный курвиметр и медленно подошел к карте. Уткнул колесико в пункт "А-1". Следуя линиям высот, огибая какие-то условные знаки, густо засыпавшие бумагу, дрожащей рукой повел мягко зажурчавшую пластмассовую безделушку к пункту "Отметка 97 (Корыто"). Раз, другой. Третий. Он выискивал оптимальный маршрут - и не заметил, как приоткрылась дверь.

- Четырнадцать миль, - сказал, стоя на пороге, начальник объединенного космического командования. Председатель, как ужаленный, обернулся. Курвиметр вылетел из его пропотевших пальцев, сухо ударил по полу - сколовшаяся рукоятка длинной глянцево-черной каплей брызнула под необъятный стол. - Меньше никак, я тоже... И места опасные - зыбучий солончак, дюны. Крысиные города... В одиночку не добраться.

- Я намечал путь следования мобильной группы, - высокомерно проговорил председатель. - На случай, если днем его не обнаружат и придется вечером взять или уничтожить его дома.

- Я так сразу и понял, мой генерал.

Председатель нагнулся за осколками. Его дыхание, натужное от неудобной позы, прерывисто скрипело в тупой подземной тишине. Потом, упершись одной рукой в колено, он медленно распрямился.

- Да, - сказал он, задыхаясь. - Крысиные... - Неловко приставил обломок к обломку - пальцы его не слушались, излом колотился об излом. Еще можно склеить, - беспомощно выговорил он.

- Можно, - ответил начальник объединенного космического командования. - Только - зачем?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕНЬ

ОТЕЦ

Перерыв обрывает работу, как смерть.

Перерыв сметает бьющий в мозг грохот, и в мозгу становится просторно и пусто от распахнувшейся тишины, и кажется, будто проваливаешься и падаешь. И действительно падаешь - там, где застала сирена, - и не думаешь уже ни о чем, и долго не можешь шевелиться, говорить, даже пить - только тупо смотреть, как тонет свет в медленных перекатах каменной пыли, как растворяются, убегая во мглу, тусклые рельсы узкоколейки, как, стиснутое узостью штольни, мерцает исчезающее пятнышко света - у выхода, над постом охраны.

В перерыв можно слышать кашель. Вблизи, вдали. Он ходит мертво хрустящими волнами - немощно кашляет мгла, старчески кашляет эхо.

Профессор сидел, привалившись к борту вагонетки. Рядом хрипел напарник - живот его, раздвинув полы лишенного пуговиц пальто, судорожно ходил вверх-вниз. Бессильно ворочая глазами, напарник следил, как профессор, отпив глоток, завинчивает флягу.

В перерыв можно разговаривать.

- Я человек без воли, - просипел напарник. - Вечно все... выхлебаю с утра. А потом загибаюсь.

Профессор молча протянул ему флягу. Запекшиеся в черную корку губы дрогнули, рука шевельнулась и бессильно замерла.

- Нет... я не...

- Берите-берите, - профессор подождал еще. Напарник закрыл глаза. Ну, ничего, - сказал профессор, убирая флягу. - Скоро воды будет вдоволь.

Напарник вдруг застонал, словно от мучительной боли, и перекатил голову лицом вверх.

- Молчите уж, - просипел он, - раз ничего не понимаете.

Сердце успокаивалось. Кровь перестала лопаться в глазах и в пальцах.

- Знаете, чем отличается человек разумный от человека дрессированного? - вдруг спросил профессор. - На вопрос, как достичь благоденствия, портной сказал бы, что нужно шить больше красивой одежды, спортсмен - что нужно больше бегать, писатель - что нужно слово в слово публиковать все, что он пишет, а, например, больничный врач - что нужно увеличить число коек в палатах. И все были бы правы. Но эта правота не имела бы никакого отношения к ядру проблемы.

Напарник выждал. Затем спросил с беспокойством:

- Зачем вы это сказали?

- Не знаю, - помедлив, ответил профессор. - Понимаю: это естественно. Но так обидно. И так безнадежно. Вот и приходит в голову...

- Вам еще что-то приходит в голову?

Профессор смолчал.

- Мне тоже иногда... приходит в голову, - напарник со свистом вдохнул серый сироп. - Я спать не могу от ужаса. Я отпилил бы себе эту голову, чтобы в нее ничего не приходило!

Профессор чуть улыбнулся - губы лопнули сразу в трех местах. Он слизнул капельки крови и примирительно сказал:

- Здесь это не трудно, по-моему.

- Ах, так вы издеваетесь надо мной! - Напарник резко повернулся к нему и на миг сморщился от боли в мышцах. - Вы меня провоцируете! - почти выкрикнул он.

Профессор смолчал.

- Маркшейдер, значит, передал вам мои слова!

Профессор смолчал, не понимая. Только опять слизнул кровь.

- Вас подослали ко мне!

Профессор чуть пожал плечами.

- Если бы вы и впрямь думали так, вы бы так не говорили.

Напарник исступленно расхохотался.

- А я вас не боюсь! Нет! Не боюсь!!

Профессор взял флягу, отвинтил колпачок и протянул ее напарнику. Тот схватил и присосался к горлышку, вызывающе и гордо кося профессору в глаза. С клекотом задергалась короста курчавой бороды на короткой шее, по ней потекли струйки.

- И я вас не боюсь, - сказал профессор. - Для подвига маловато... нет? Пейте аккуратнее.