Иштван Немере - Дело Килиоса

— Что это такое? — спросил я, заглядывая в миску.

— Суп и хлеб, — Лоренцо с аппетитом приступил к еде, жадно откусывая от ломтя липкого теста, которое он называл хлебом. Баракс вертел миску в руках и все приглядывался к этому «хлебу» — видно, анализировал. Я попробовал «суп» — вкус был ужасен! «Хлеб», напротив, оказался достаточно съедобен, и я съел его. Потом без колебаний отобрал хлеб у Баракса и тоже съел. Тем временем Лоренцо управился со своим супом и теперь беспокойно озирался. Видно было, что он еще голоден.

— Съешь суп моего приятеля, — предложил я ему.

— А он что — сыт? — удивился Лоренцо.

— Худею, — ответил Баракс.

Кто бы мог подумать! Вот это чувство юмора!

Лоренцо слегка удивился, но суп взял и управился с ним столь же быстро. Настроение у него заметно улучшилось.

Время текло очень медленно. Со времени нашего ареста минуло уже много часов, и пока что ничего не происходило. Я уже начал было опасаться, что про нас забыли, как вдруг дверь с треском распахнулась, и на пороге возникло несколько полицейских. Старший был уже не унтер с поросячьими глазками, а совершенно незнакомый мне длиннолицый усатый офицер. Он ткнул пальцем сквозь решетку:

— Ты… ты и ты!

Третьим на самом деле был Лоренцо.

— Выходите!

Решетчатая калитка камеры со скрежетом отворилась, Баракс, пользуясь тем, что нашего языка никто не понимал, проворчал:

— Рой, ты только скажи, я с ними живо управлюсь.

— Молчать! Разговорчики! — заорал офицер, размахивая руками. Он остановился перед Бараксом и грозно уставился на него.

Скорее всего это был газ. Похоже, Баракс брызнул немного в лицо офицеру. Газ бесцветный, ничем не пахнет, усач даже не заметил, как вдохнул его. Через десять секунд глаза его стали слипаться и он прислонился к стенке.

И арестованные, и полицейские растерянно уставились на храпящего офицера. Прежде чем его успели поддержать, он съехал вниз по стене на пол. Полицейские словно очнулись от столбняка, подбежали, подняли и стали брызгать ему в лицо водой, пытаясь привести его в чувство. В конце концов им удалось заставить его стоять, конечно, с поддержкой. Глаза он так и не открыл. Его уволокли и через окно было видно, как расстегивают на нем мундир и обмахивают платочком лицо.

Появился другой офицер. Полицейский пихнул меня прикладом ружья.

— Пошел вперед!

Мы прошли узким коридором — шаги полицейских отдавались эхом. Сквозь распахнутую дверь был виден стоящий во дворе автомобиль-фургон. Наверное, это в нем собирались отвезти нас в столицу. На руки нам снова надели наручники. Наступило какое-то замешательство — что-то выясняли. Пользуясь заминкой, Баракс толкнул меня в бок:

— Рой, ну-ка погляди вон в ту сторону!

Я посмотрел, и дыхание у меня перехватило. С большой прямоугольной фотографии, обрамленной разноцветными бумажными гирляндами, смотрел на меня…

— Лоренцо, — дрогнувшим голосом воззвал я и поблагодарил небеса за то, что полицейские глядели не на нас. — Лоренцо, скажи мне, кто этот человек?

Лоренцо мельком покосился на стену и отвернулся.

— Гальего Рамирес, черт бы его побрал. Наш новый диктатор.

Я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Со стены на нас взирал не кто иной, как сам Дипп Килиос.

Шеф выразился достаточно ясно: от успеха экспедиции зависело многое. Но только теперь до меня дошло, что Галапол, оказывается, обеспечил мне доступ не ко всему потоку информации. Неужели к моменту нашей отправки там еще не знали, что беглец, виновный в создании хроноклазма, под именем Гальего Рамиреса стал диктатором в этой стране? Ведь специалисты-историки, работающие на Галактическую Полицию, в своих отчетах и рефератах по делу Килиоса наверняка отмечали, что, как свидетельствуют уцелевшие фотографии и кинокадры, бежавший из будущего преступник в стране, именуемой Боливария, угодил в президентское кресло… Я не думаю, что от меня пытались скрыть столь важную информацию. Должно быть, произошло что-то иное, возможно, специалисты слишком торопились, когда просматривали сохранившиеся материалы, им и в голову не могло прийти сравнить фотографии Килиоса с портретами знаменитых в то время высоких государственных чиновников. Или — что тоже не исключалось — до 31-го века не дошло ни одно фотографическое изображение диктаторов этого маленького государства.

Думается мне, что вовсе не в интересах Галапола прибавлять мне хлопот. Лоренцо сказал, что Килиос только неделю назад возложил на себя президентские полномочия. Если мы с Бараксом сделаем свое дело как следует и в течение нескольких дней возвратим в будущее незаконно пробравшегося в 20-й век человека, много ли останется доказательств пребывания здесь Килиоса? Наверняка столь немного, что когда в 3044 году специалисты заглянут в историю этой страны, маленькой латиноамериканской республики, они и следа не сыщут от этого краткого, длившегося всего неделю-другую, правления.

Если Килиос под именем Гальего Рамиреса стал президентом и тем не менее его владычество не оставит практически никаких следов, значит, наша миссия увенчается успехом. Но если нам не удастся в кратчайший срок убрать его из этой эпохи, он причинит столько вреда, что последствия для истории будут весьма значительными. Возможно даже, не только на этом континенте, но и во всем мире: ведь в распоряжении Килиоса технические средства, значительно опережающие эпоху.

Баракс, по обыкновению, стоял спокойно, он даже не смотрел на фотографию диктатора. Лоренцо все озирался по сторонам. Наконец появился какой-то субъект и махнул рукой:

— Марш в машину!

Первым сел Баракс, следом Лоренцо, затем в будку забрался я и двое охранников. Сумрачное пространство между разогревшимися металлическими стенками разделяла решетка. Нам было велено усаживаться на деревянные лавочки в задней части фургона, стражники сели впереди. Прежде чем за нами захлопнулась дверь, я успел заметить, что офицер забирается в шоферскую кабину. Дверь захлопнулась. Нас окутала полутьма, немного света проникало только через два узких окошка, забранных проволочной сеткой.

— В Боливаре получите свое, — усмехнулся один из стражников, глядя на нас. — В центральной тюрьме с вами не будут нянчиться, небось, пожалеете, что на свет родились.

Угрозы меня не особенно беспокоили. Случайно я поглядел на сидящего напротив Лоренцо. В его глазах стоял ужас. «Хотелось бы знать, мелькнула у меня мысль, — что там вытворяют с заключенными, раз это место пользуется такой дурной славой».

Мотор стал набирать обороты, и мы тронулись по направлению к столице. Размеренный рокот, покачивание и тепло нагоняли на охранников дремоту.