Владимир Марченко - Нежный враг

— Неужели нельзя как-то сбросить этого тирана?

— Можно, — ответил Нонг. — Народ стал не тот. Шестаки кругом. Даже не подумаешь на человека, а он барабанит за миску каши, которую называем — «галиматья». Никому не верь, ничего не бойся, не проси милости, не удивляйся, когда тебя заберут. Хвали Гирха. Кланяйся его портрету и приседай, отдавая салют двумя руками.

— Я тебя научу, — проговорил Айкин. — Дед, а правда есть такое слово, которое поможет войти к Гирху. Секретное слово такое. Тебя арестуют, а ты прошепчи это слово на ухо шестаку, и тебя отпустят. …Знать бы его.

— Ничего оно тебе не даст. Ты один. А я — старый весь уже. И оружие у нас старое.

— Василь, у тебя есть оружие, чтобы победить этого гнусного Гирха? Ты бы смог наш народ избавить от тирана?

Степиков вдруг подумал, что он должен вмешаться и сделать жизнь бедных грасов лучше и достойней. Но почему голувитовые зёрна превращаются в муку? А может быть это сказки. Нет никаких коробов. Нет никакого волшебства. Он не имеет права вмешиваться в историю этого народа. Даже помогать нельзя. Кодекс для всех один.

4

Степиков заболел. Он летал над горами. Снег уже выпал. Матовый его блеск слепил глаза, хотя он и опустил на шлеме фильтр. Два солнца стояли друг против друга, постепенно прячась за горы. Пост был пуст. Связи не было. «Помехи, — утвердился в своих догадках Василий. — Кто-то или что-то мешает передатчику. Не Гирх ли? Средние века. А электрический фонарь? Откуда он мог здесь появиться? Квадратный, с отличным рефлектором и кнопками, меняющими цвет и мощность луча. Возможно, его крепили к шлему или он стоял на какой-то технике. Им пользуются уже много времени».

Выходя из лаборатории, Василий почувствовал, как заныла макушка, а в глазах поплыли чёрные круги. С трудом добрался до спального отсека, и свалился на кровать. «Какое лекарство может мне помочь? Что же со мной случилось? Что ел? Летал. Солнечное излучение? А если это влияние зёрен голувиты? Нужна консультация компьютера. Он определит, отчего заболела голова. Загляну в аптечку и поставлю диагноз. Что-то бок заныл. Вдруг тоже аппендицит. Вода и пища тоже могут аукнуться». Степиков поговорил со своими органами, постарался самовнушением избавиться от тупой боли. Превозмогая боль, Василий, попытался понять и разобраться с происхождением зёрен. Положил зерно в капсулу-определитель, включил несколько поверхностных режимов. Шло время, а результатов не было. Тогда он занялся собой. Диагностика ничего внятного не выдала. Степиков не мог разобраться в рекомендациях, но понял одно, что нужно принять витамины и лежать. Приняв ароматических душ, Степиков уснул, подключив датчики к тем участкам тела, которые указал компьютер, отвечающий за здоровье космонавта. Спал он долго. Сны видел мягкие и нежные. Они успокаивали шумом дождя, музыкой ветра и шелестом волн.

Утром Василий читал выводы определителя и ничего не мог понять. Голувита был назван минералом растительного происхождения. Он имел свою температуру, защитную оболочку и мог посылать направленное радиоизлучение слабой мощности, но большой плотности. «Мне с ними не разобраться. Эти зёрна не так просты, как мне показались. Предупреждает компьютер, чтобы я находку поместил в контейнер. Если старец не сочиняет, то кто-то нуждается в этих зёрнах. Они имеют ценность. Какую? Могут использоваться, как топливо, как энергетическое сырьё. Или, как поделочный материал. Возможны варианты, — сказал бы профессор Таранкин. Мне нужно сделать полное обоснованное описание. Сказки Нонга тут не в счёт. Нужно убедиться, что зёрна исчезают, а кто-то вместо них поставляет муку. С мукой с этой тоже нужно разобраться. Мучная страна какая-то. Как разобраться во всей этой ерунде».

Степиков решил самостоятельно вести поиск сведений, хотя это было запрещено. Ему нужно было дождаться Гордеева. Отправляться в поселения аборигенов в группе, с опытными космонавтами, которые имеют навыки общения и поведения среди чужих. Сколько его ждать? Дни идут, а он не едет. Так можно и всю практику прождать коллег. Что же со связью? Антенны все на местах. О поломках была бы информация. С орбитальной нет известий никаких. Даже сводку погоду не могу принять. Новости в пространстве орбиталки должны передаваться. Ничего не знаю. Какие достижения имеет человечество. С кем есть контакты. Чем закончились споры на планете Клоунов. Как ведётся искоренение пиратства. Ничего не знаю и не ведаю. Одичаю тут, как Айртон, или как же его звали — не Крузо ли? Влип, как муха на липучку. Ничего не будет. Открытия засчитают, а за провинности слегка накажут. Смогу защититься самостоятельно, если вдруг пристанут шестаки. Скафандр только не надо снимать. Убивать он никого не станет, а лишь выключит сознание и обездвижит противника, внушая ему положительные эмоции. Гирха стоило бы заменить, но нельзя менять чужую историю. Люди сами должны разобраться. Тёмные и забитые. Они идут своим путём. Кто говорит, что он истинный и прогрессивный? Порядок нужно навести. Пусть люди живут и работают, согласно справедливым законам.

В диктаторы Степиков ты себя готовишь? Сделаешь переворот и станешь печатать свои портреты. Конечно, так нельзя развиваться. Сеять голувиту и получать от кого-то продукт. Мука у них и валюта, и пища. Нужна промышленность. Своя. А зачем? Ездиют они на каких-то ишаках лохматых. В автомобилях не нуждаются. Тракторы им не нужны. Тупик какой-то. Железо у них есть. Умеют дома строить, украшения мастерить.

Новый приступ застал Степикова на подлёте к жилищу Нонга. Голова казалось распухает, а чёрные круги помчались с необычной скоростью. Опустившись на снег, Василий закрыл глаза. С трудом дошёл до двери. Крутой заснеженный склон, поросший светло-коричневыми кустарниками и деревцами багульника, выглядел необычно. Снег начал таять. Одно солнце уже висело над горами, а второе — было ещё в зените. День длился двенадцать часов, а ночь — шесть часов.

— Это ничего, — говорил старик. — Это хорошая болезнь. Она легко проходит. Сейчас мы её будем стирать. Лежи тихо и молчи.

Нонг укрыл его травяными дерюжками, и начал шептать заклинания, водя над лежащим руками. Чёрный котик с белыми лапками и кончиком хвоста забрался на кровать и, удобно устроившись у головы Василия, замурлыкал, поводя ушами. Теряя сознания, вдруг увидел белую птицу, похожую на морского альбатроса, парящую над вершинами гор.

Утром Степиков проснулся с остатками головной боли. Жить стало легче. Он выпил отвар из глиняной кружки, но вставать ему старик не позволил. Айкин жарил рыбу на камне. Нонг колдовал над котелком с кипящим варевом. В очаге горели жёлтые камни.